Пастор приоткрыл дверь, выглянул из-за нее, огляделся. Никого. Но он-то знал, что Грет не мог уйти далеко. За это время тот наверняка не успел даже и спуститься, тем более покинуть дом. Пастор прильнул к окну, выходящему к парадному входу, дождался появления Стоу и проследил, куда тот направился.
Не будем утомлять читателя подробным описанием того, что происходило далее. Долгое и скучное – без особых приключений – преследование пастором Грета Стоу, притом на почтительном расстоянии, чтобы преследуемый не заметил слежки. В конце концов все завершилось тем, что пастор теперь точно знал местонахождение дома мистера Стоу, что, впрочем, пока ни о чем не говорило. Ведь нужно было, во-первых, не только проникнуть в незнакомый дом, но и похитить письмо, которое могло быть спрятано хозяином в самом затаенном месте, что привело бы поиски к нулю.
Пастор запаниковал. Он видел дворецкого, часто появляющегося у парадного входа дома Стоу, в окнах то и дело мелькали силуэты слуг, потому-то о том, чтобы тайно пробраться в этот дом, нечего было и мечтать. Пастор чувствовал: необходимо применить хитрость, придумать уловку, с помощью которой можно будет овладеть бумагами старика Кросса. И его осенило! Правда, задумка необычайно рискованная, а рисковать ох как не хотелось, памятуя о том, что желанная цель близка. Пастору вспомнилась драма в доме Кросса, предсмертное выражение лица лекаря. Гримаса беспредельного ужаса и отчаяния! И как ни странно, в тот миг пастору показалось, что отчаяния все же больше, чем страха. Лишь теперь он осознал причину: как тому было обидно умирать именно в минуту, когда уже держал ключ к сокровищам в своих руках и чувствовал себя бесконечно богатым. Из такой вершины, да падать в пропасть… Это ужасно. Потому-то и пастору не хотелось излишне рисковать. Ужасала одна только мысль о том, что его может постичь участь лекаря. Потому-то он и колебался. Но все же решил попробовать.
Прокараулив вокруг особняка Стоу дотемна, пастор отправился домой, будучи уверенным, что за ночь тот никуда не денется, а утром пастор разыграет комедию.
Утром произошла примечательная перемена. Если бы какой-то придирчивый наблюдатель присмотрел за домом пастора, то он наверняка обратил бы внимание, что из дома на этот раз вышел человек не в привычной плоской шляпе и доверху застегнутом кафтане, а монах в длинной монашьей сутане с огромным колпаком-капюшоном на голове. Со стороны пастора это был вполне логичный ход. Если мистер Стоу в первую же секунду узнал при встрече лекаря внешности совершено непримечательной, то теперь при встрече – а она была неизбежной – его, пастора, наверняка узнает. Потому-то трюк с монашьей сутаной пастор считал просто гениальным. Ведь сильно надвинутый на брови колпак фактически полностью скрывал его лицо.