— Ну что? — всё же спросила она, как будто сомневаясь.
Он остановился у порога, рассерженный, что ему пришлось, как идиоту, ходить на цыпочках, в то время, как для этого не было оснований. Поэтому ему захотелось отомстить. Он поманил Сабину пальцем.
— Пойдём, — сказал он шёпотом, — не упусти случая посмотреть, как сладко она спит. Это надо видеть. Только тихо.
Сабина медленно встала с кровати.
— Только тихо, — повторил Тео.
Сабина надела тапочки и пошла за ним.
— Ты мне так и не сказал, — промолвила она, — её действительно нет?
Он взял её за руку и повёл по коридору. Всякий раз, когда она хотела что-то сказать, он останавливал её порыв тем, что прикладывал палец к губам и шептал:
— Тссс!
Дверь в комнату Марианны в конце прихожей была открыта, её кровать, стоявшую в комнате справа, можно было увидеть с порога, и она была нетронутой.
— Этого не может быть, — сказала Сабина, уставившись на пустую кровать.
— Я думаю, может, — мрачно произнёс Тео Бергер.
***
Когда Вильгельм Тюрнагель встретился с Марианной, то не стал заходить в «Подсолнух». Он позвонил в дверь, и Марианна вышла к нему, изысканно одетая. Она выглядела восхитительно. Стоял тёплый весенний вечер, поэтому она надела лёгкое льняное платье. У неё была прекрасная фигура, что оставалось загадкой для всех знакомых, потому, что Марианна никоим образом не походила на своих родителей. Массивность Теодора и полнота Сабины должны были бы дать другую смесь. Как видно, внешность Марианны служила лучшим доказательством того, что природа иногда не придерживается собственных законов.
На голове Марианны красовалась беретка, не скрывающая полностью каштановые локоны девушки. Тёмные глаза и полные губы улыбались, белые зубы блестели. О ногах Марианны молодые люди, посещавшие «Подсолнух», говорили: «Как должен быть прекрасен вокзал, в который ведут эти восхитительные рельсы». Ей понравилось, как Вильгельм с ней поздоровался, и она этого не скрывала.
Вильгельм Тюрнагель казался сдержанным, когда Марианна подала ему руку. Его светлая шевелюра с аккуратным пробором возвышалась над Марианной почти на целую голову. Не было сомнений, что пробор сделан специально к этому вечеру, так как обычно Вильгельм давал своей гриве абсолютную свободу. Марианна, взглянув на пробор, решила, что он заслуживает того, чтобы бесследно исчезнуть. Но об этом можно будет позаботиться потом, подумала она.
— Надеюсь, вы на меня не сердитесь, — сказал Вильгельм.
— Сержусь? Почему?
— Потому что я вам позвонил.
— Я очень рассердилась, — сказала она и строго погрозила пальцем, при этом выражение её лица оставалось весёлым.