— Господин Сантос очень занят, — сказала секретарша в приемной блестящего небоскреба. Это была другая девушка, не та, которой Милли представилась как невеста Алекса. — К тому же, — продолжила секретарша, — господин Сантос вообще не принимает посетителей.
— Меня он примет, — уверенно ответила Милли, хотя уверенности в этом не было никакой. — Я его жена.
Секретарша открыла рот от изумления и осмотрела Милли с ног до головы.
— Его… жена?
— Да, его жена, — повторила Милли. — Поэтому позвоните господину Сантосу и скажите, что я здесь.
Девушка сняла трубку, набрала номер и заговорила на греческом. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она отложила телефон и кивнула.
— Можете подняться.
Стоя в лифте с зеркальными панелями, Милли опасалась упасть в обморок. Ее сердце колотилось с немыслимой силой, а ноги подкашивались так, что приходилось держаться за стенку. Будучи на взводе и эмоциях, она так и не продумала план своих действий.
Двери лифта открылись, и возле них стоял он.
— Что ты здесь делаешь?
— Навещаю супруга, — отрезала Милли, выходя из дверей. — Или это не входит в условия контракта?
— К черту условия, — холодно ответил Алекс. — Контракт без пяти минут аннулирован.
— Но разве это не то же, что развод?
По лицу Алекса пробежала тень сомнения.
— Что?
Милли вошла в его кабинет, занимающий едва ли не половину двадцать второго этажа. Она задействовала все свое актерское мастерство, чтобы скрыть дрожь в теле.
— По контракту ты должен мне еще пять миллионов, если инициатором развода будешь ты.
Алекс закрыл за собой дверь.
— Вот для чего ты приехала? Чтобы требовать денег?
— Нет, — раздраженно ответила Милли. — Я приехала за ясным ответом. По‑твоему, каково это — когда твой муж исчезает в первую брачную ночь и три недели не выходит на связь? Как ты можешь быть таким жестоким?
— Жестоким? — Алекс отказывался верить в происходящее. — Я не пытался быть жестоким, Милли. Я пытался быть добрым.
Так же не веря своим ушам, Милли сдавленно хмыкнула.
— У тебя извращенное представление о доброте. Ты хотя бы можешь представить, насколько мне было плохо? Я чувствовала себя брошенной, отверженной.
Она скрестила руки на груди и гордо вздернула подбородок. Меньше всего ей хотелось выглядеть обиженной.
Алекс медленно покачал головой.
— Если кто и чувствовал себя брошенным… — Он не договорил. — Никто не отрицает, что наша брачная ночь обернулась кошмаром. И я тебя понимаю. Как я ни пытался, тебе было сложно… — Он протяжно выдохнул, к щекам подступил румянец. А шрам мгновенно стал багряно‑красным. — Тебе было сложно до меня дотронуться.