Ворочаюсь. Не сплю. А ребята храпят вовсю. Завидую им.
Подходит время — пора вставать. Встаем. Одеваемся. Вялые, измятые. Обедаем. Идем в штаб. Получаем задание. Едем к самолетам, взлетаем в ночь. Влетаем в ад… И снова и снова…
Вот мы опять только что пришли с боевого задания. Не то завтракаем, не то ужинаем. По времени — завтракаем: на дворе утро, по положению — ужинаем: сейчас мы отправимся спать.
Я не сплю третьи сутки. Сижу за столом, в голове звон: тинь-тинь-тинь!.. Но сознание ясное. Усталости нет. Возбуждение.
Откуда-то из-за сизого тумана выходит командир полка Щербаков. Наклоняется ко мне. Я вижу его добрые лучистые глаза.
Шепчет потихоньку:
— Ты что как головешка? Похудел, почернел. Не спишь, что ли?
— Не сплю, товарищ командир.
— А ты сто граммов!
— Не могу, товарищ командир. Не идет.
В глазах командира полка искреннее удивление.
— Вот те на! Как же это?
Молчание. Командир в недоумении: чтобы летчик, да не пил!
— Ну, а что-нибудь пьешь? Вино, например?
— Вина бы выпил.
Командир уходит. И вскоре передо мной на столе возникает бутылка портвейна «777». Ого!
Официантка смотрит на меня как на чудо. Ставит стакан. Наливает.
Вино холодное, ласковое, пахнет морем и свежестью гор. Я выпиваю всю бутылку. Стакан за стаканом. Потом сплю. День и ночь. Меня не будили. Командир не велел.
КАЖДЫЙ ОТЛИЧАЕТСЯ ПО-СВОЕМУ
С нашим переговорным устройством что-то не ладилось. Пока моторы работают на полной мощности, все хорошо, а как только сбавишь обороты — сразу падает слышимость. Аккумуляторы, что ли, сели?
Ночь. Темно. Только кусочек посадочной полосы освещен прожекторами. Веду машину на посадку и в это время слышу слабый голос радиста. Что он говорит, не разобрать, слышно только в наушниках: блю-блю-блю!..
Я отмахнулся. «Ладно, — думаю, — сядем — разберемся». И уж сели почти, но в этот момент у меня перед глазами что-то ослепительно сверкнуло, и словно кто палкой по забору провел: трр-р-р-рррах!..
С перепугу я резко дал обороты моторам, и мы снова ушли в воздух. И тут на меня полился бензин. Мне стало страшно от мысли, что мы загоримся. И я все ждал языков пламени и взрыва. Но было темно, только огни бортовые горели. Я выключил их.
Спрашиваю;
— Что случилось?!
Но никто не отозвался: переговорное устройство вышло из строя. Вгляделся в приборную доску, а от нее — одни клочья. Все приборы побиты. Ничего не пойму.
Вести самолет без приборов темной ночью трудно. А тут еще старт погасили. Сесть бы скорее…
А бензин все льется на меня, брызжет в лицо. В левом сапоге хлюпает, и сильно жжет ногу и грудь. Мне даже дурно стало от запаха бензина.