Он уставился на проступивший там страх, совершенный ужас, и боль так сильно пырнула его в грудь, что он отпустил Мири, отшатнувшись назад.
Запутавшись в собственных ногах, он в итоге повалился на пол.
Пёс продолжал лаять, его гортанное злое тявканье становилось громче, тревожнее.
Ник всё ещё лежал на спине, частично поддерживая тело локтями, когда Мири выпрямилась в полный рост и уставилась на него; этот ужас и потрясение на её лице превратилось в нечто близкое к шоку.
Её глаза осматривали его, словно она не могла поверить, что он здесь; словно она галлюцинировала.
Затем она повернула голову, заметив Джема на полу, который одной рукой держался за своё горло, втягивал болезненные вдохи и пытался вновь обрести дар речи.
Судя по тому, как вздымалась его грудь, не говоря уж об исказившемся от боли лице и неспособности говорить, Ник предполагал, что Мири, должно быть, пнула его достаточно сильно, чтобы выбить весь воздух из лёгких, а потом оседлала его и продолжила душить.
— Не вреди ему! — сказал Ник, поднимая ладонь.
Он заговорил, не подумав, вообще не задумавшись о том, какими могут быть сейчас её мысли, что она сама может думать, и как он выглядел в её глазах.
— Это Джем, Мири. Даледжем. Он пришёл, чтобы помочь тебе. Если хочешь сделать кому-то больно, то лучше причини боль мне… не ему. Он пришёл сюда только для того, чтобы помочь. Он здесь для того, чтобы попытаться вызволить тебя.
Она замерла ещё неподвижнее.
По-прежнему стоя над Джемом, она уставилась на Ника.
Она смотрела на него так, будто не понимала ни слова из того, что он сказал; как будто он только что заорал на неё на японском, а может, просто издавал какие-то животные звуки.
Может, она просто не могла поверить, что он вообще с ней заговорил.
Ник смотрел на неё снизу вверх, и его грудь тоже вздымалась, но это было вызвано скорее реакцией, нежели потребностью тела, и уж тем более не его отнюдь-не-грациозным падением на пол.
Он подумывал встать, затем решил этого не делать.
Он наблюдал за лицом Мири и не мог отвернуться от выражения в её глазах.
И всё же какой-то частью своего разума он следил за остальной частью её тела. Боковым зрением он подметил толстый ошейник на её шее, красный след там, где ошейник натёр кожу, тёмно-синее свечении, пульсировавшее у основания её шеи и освещавшее зелёное кольцо.
Она все ещё смотрела на него, уставившись на его лицо, затем на его тело.
Она смотрела на него так, словно он был опасным животным.
Она смотрела на него так, будто думала, что его слова могут оказаться каким-то трюком, будто он мог броситься на неё в любой момент и попытаться разодрать ей горло.