— Если ты непременно хочешь остаться с Вероникой, переезжай куда-нибудь. В Аргентину, Бразилию, Мексику…
— А платить будет Че-Че… — вставил Дюпюш таким безразличным тоном, что Эжен покраснел.
Сколько человек старается устроить семейное счастье Кристиана? Пять? Десять? Все племя? Да, все племя растревожилось, а ведь Дюпюш не покушался ни на чье спокойствие.
— Пойду спать! — сказал он наконец.
Он повернулся и зашагал домой, не подав Эжену руки. Высокая фигура в полотняном костюме еще долго белела в тени кокосовых пальм.
Почему они так медлили? Прошло еще три месяца, а к Дюпюшу никто не приходил, никто его не просил подписать необходимые для развода бумаги. Каждый вечер, возвращаясь с работы, он осведомлялся у Вероники:
— Они не приходили?
Они — это вся банда, все, кто копошится вокруг будущей четы. Но они не приходили! Они даже перестали появляться в Колоне. Время от времени Дюпюш встречал Жефа, который немедленно принимал презрительный вид. Сутенеры тоже перестали здороваться с ним.
Одна Лили осмеливалась кивнуть издали.
Однажды, работая на разгрузке парохода компании «Грейс-Лайн», Дюпюш вдруг почувствовал такую слабость, что едва успел подозвать одного из товарищей и его оттащили в тень, как у него начались колики и рвота.
Из медпункта его переправили в городскую больницу Панамы.
Вокруг него суетились врачи и медицинские сестры.
Он был почти без сознания и все время спрашивал, сообщили ли Веронике, но адреса ее назвать не мог.
Очевидно, положение его было очень серьезным; сестры и врачи вели себя крайне предупредительно и ходили вокруг на цыпочках.
Брюшной тиф, от которого умерла жена г-на Филиппа? Скорее, острое заболевание печени, потому что лечили его массивными дозами адреналина.
Он почти непрерывно спал и все-таки чувствовал себя бесконечно усталым. Просыпаясь, глядел на полоски света, пробивающиеся сквозь жалюзи. Постепенно они превращались в странные человеческие фигурки, и это забавляло его.
Однажды он увидел у своего изголовья братьев Монти. Они принесли корзину фруктов, привезенных из Европы, но есть их Дюпюшу не разрешили.
— Ну, как ты тут, старина?
Дюпюш был так слаб и вымотан, что принял Эжена за Фернана. На следующий день Эжен пришел опять, с ним Жермена. Дюпюш увидел, как она нервно комкает носовой платок. Жермена долго сидела у постели Дюпюша и смотрела на него.
— Ты очень страдаешь, Джо?
Он отрицательно покачал головой, и не солгал. Он не страдал — быть может, потому, что ему делали два обезболивающих укола в сутки. Но его мучили усталость, сонливость и зыбкие» расплывчатые видения.