– Я Сеуоти, кривой коготь медведя, – гордо заявил он. – О чем билэгээна>14, который несёт нашему народу смерть, хочет говорить со мной?
– Я Корбо, Ворон, – представился капитан. – Я никогда не воевал с людьми, населяющими Новую землю. Я сражался и убивал испанцев, – заверил он. – Испанцы забрали мою женщину, и я хочу её вернуть.
– Тогда зачем ты пришёл к нам, Канги? – спросил старик. На языке племени Канги – означало Ворон. – Раз ты великий воин, как о тебе говорят твои люди, захвати город и освободи её! – невозмутимо предложил вождь.
– Человек, похитивший мою жену, трусливый скунс. Он прячется за женскими юбками. Если я начну войну и высажусь на берег, он обещал убить мою женщину. Поэтому я не могу напасть на него, – открыто глядя в глаза вождя, пояснил капитан. – Чтобы незамеченным проникнуть в город и похитить её, мне нужна помощь твоих воинов, Сеуоти. Вы знаете все тропы и можете передвигаться тихо словно тени, и наверняка у вас есть люди, которые бывали Панаме. Они могут помочь мне найти её и дать ей знак.
Устремив на капитана проницательный взгляд, вождь некоторое время размышлял:
– Твои воины называют тебя Вороном. Это мудрая и гордая птица, – наконец проговорил старик. – Она не умеет лгать. Думаю, ты говоришь правду… Только зачем нам помогать тебе? – задался закономерным вопросом Сеуоти.
– Я заплачу вам за услугу, – ответил Корбо.
Индеец презрительно скривился:
– Это для вас, белых людей, золото имеет цену. Для нас оно ничто. Оно несёт только смерть!
– Я заплачу не золотом. Вот часть того, что я могу дать вам, – указал корсар на дары, принесённые в деревню. – На моём корабле оружия достаточно, чтобы вооружить всех воинов твоей деревни. К оружию я дам пули и порох, и вы сможете на равных сражаться с белыми захватчиками. Я и мои люди научат вас обращаться с ним. А вашим женщинам я привёз посуду, чтобы они могли варить воинам хорошую пищу, а ещё красивые и прочные ткани, которые позволят им радовать взгляд ваших мужчин и согреют в холодные ночи.
В глазах индейцев засветился интерес, хотя их лица и казались невозмутимыми. Вожди собрались на совет в хижине старейшины, а капитан напряжённо ожидал. Наконец, совещание закончилось, мужчины вышли на поляну, и старик сообщил решение племени:
– Мы поможем тебе, Канги. Только прежде ты дашь нам оружие, о котором ты говорил, и научишь с ним обращаться, – выдвинули условие индейцы. – Лишь после этого наши воины отведут тебя в город белых и помогут отыскать женщину.
Капитан не обижался, он понимал недоверие туземцев: белые завоеватели постоянно обманывали местные племена, а вот в твёрдости слова вождя Корбо ни минуты не сомневался и, конечно, согласился на все условия. Хотя у индейцев не существовало понятия «дворянской чести», но свою Честь необразованные дикари блюли гораздо ревностнее, чем культурные европейцы, у которых подобная категория распространялась исключительно на узкий круг избранных, а если на кону стояла личная выгода, то любая человеческая мораль и вовсе испарялась. Когда дело касалось грабежа даже своих, менее знатных и слабых сограждан, все правила и рыцарские клятвы напрочь забывались, а уж другие народы аристократы и людьми-то не считали.