Когда человек счастлив, разве он думает об этом? Селерен мог бы поклясться, что он счастлив и что нет силы, способной поколебать его благополучие. Он занимался любимым делом и никак не зависел от хозяина. Жена и дети не доставляли ему никаких хлопот.
Он был в расцвете сил и еще не нажил ни одной из тех болезней, что накапливаются с годами.
За стенкой вдруг послышались громкие голоса и стук входной двери. Но на этом дело не кончилось, и диалог между чьим-то высоким пронзительным голосом и более глухим, принадлежащим мадам Кутанс, продолжился в дверном проеме.
– Держу пари, это Папен, – пробормотал Даван.
Ее звали мадам Папен, а если точнее, то сама она представлялась так: мадам вдова Папена.
Она, одна из лучших их клиенток, была очень богата, но в то же время зануда из зануд.
Наконец входная дверь закрылась, а отворилась ведущая в магазин застекленная, и в мастерскую вошла измученная мадам Кутанс.
– Это Папен, – пояснила она, подтверждая предположение Давана.
Мадам Кутанс было под сорок, ее муж умер совсем молодым. Она была этакой пышкой, и с ее кукольного личика не сходила улыбка.
– На этот раз-камея...
Она протянула драгоценность Селерену, и тот стал ее внимательно рассматривать.
– Очень красивая вещь, должно быть, наполеоновских времен. По тонкости работы могу предположить, что она была выполнена кем-то из выдающихся мастеров того времени, и подозреваю даже, что на ней изображена Жозефина Богарне... И чего же она хочет?
– Поменять оправу.
– Но ведь оправа тоже того времени и делает вещь более ценной.
– Я и старалась втолковать ей это, но вы же ее знаете. "Я сыта по горло этим старьем... ".
Она была уже богатой еще до того, как унаследовала драгоценности старой тетушки, собиравшей их всю жизнь.
Теперь она взялась их «модернизировать». Модерн, по ее разумению, относился к самому началу столетия, к девятисотому году. По поводу каждой вещи она подолгу говорила громким, пронзительным голосом. Из-за причудливого макияжа цвет лица у нее был лиловатый, а на голове неизменно красовалась соломенная шляпка.
Ее фамилия была Папен, потому что она была замужем за Папеном, фабрикантом шарикоподшипников, но всем и каждому она сообщала, что она урожденная Элен де Моленкур и что она вдова.
На ее визитной карточке и на почтовой бумаге после фамилии Папен значилось: урожденная де Моленкур.
От своей старой тетушки она унаследовала еще и замок в департаменте Шер с таким же названием – Моленкур.
Даван замечательно ее изображал. Ему удавалось даже подражать ее голосу. Он положил камею к себе на верстак. У них не было сейфа. Бруски золота и платины, драгоценные и полудрагоценные камни они держали на стеллажах, и за последние двенадцать лет ничего у них не пропало.