Было ли это ее призванием? Она держалась за свою работу, возможно, крепче, чем за его любовь. Он не решался расспрашивать ее об этом, сознавая, что это в некотором роде запретная тема.
Аннет не была верующей. Она поступала так не по религиозным убеждениям. Так, может, из любви к людям? Из жалости? Или из желания чувствовать себя нужной? Ответа он не находил. Не находил его и сегодня, а уж после ее смерти он так никогда ее и не узнает.
Двадцать лет он наблюдал, как она живет. Каждый день или почти каждый он обедал с ней. И все вечера они проводили вместе.
Что он знал? Чем больше прошлое в беспорядке возвращалось к нему, накатывало волнами, тем больше он недоумевал. И все же ему нужно было понять. Он размышлял. Сопоставлял одни события с другими в надежде пролить хотя бы слабый свет на все, что было.
Поэтому она должна была оставаться в живых, а жить она могла только в нем.
Пока он будет хранить ее в своем сердце, она не умрет совсем.
Для детей все это было уже в прошлом, они могли говорить о ней безразличным тоном, словно о ком-то постороннем. Разве Жан-Жак не Говорил с ним совершенно спокойно о ее замене?
Как раз в это время Брассье предложил ему пообедать с глазу на глаз.
– Что он от тебя хочет?
– Понятия не имею.
– На твоем месте я бы поостереглась. Он слишком крепкий орешек для тебя. А кроме того, это такой честолюбец, для которого важен только успех...
Брассье привел его в один из самых фешенебельных ресторанов Парижа, и Селерен чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Это было в духе его приятеля. Тот испытывал почти ребяческое желание производить впечатление. Он одевался у лучших портных, а галстуки у него были только с Вандомской площади.
К их столику подкатили тележку, на которой стояло более двух десятков разных закусок, и Селерен не знал, что заказать. Там были кушанья, каких он никогда не видел, вот как эти крохотные зеленые рулетики, оказавшиеся не чем иным, как голубцами из виноградных листьев.
Забавляло ли Брассье его замешательство? Может быть. Это тоже было в его духе.
Пока они ели закуски, он болтал о всякой всячине. Потом на столе появились котлеты из молодого барашка, а Селерену уже и не хотелось есть.
– Если я захотел поговорить с тобой с глазу на глаз, значит, у меня есть грандиозные планы.
– Кого же они касаются?
– Тебя и меня. Ты – лучший ювелир в нашей мастерской, если не во всем Париже...
Селерен попытался возразить.
– Да! Да! Это так. Я продаю в два раза больше твоих изделий, чем тех, которые делают твои товарищи. И это притом, что ты не свободен... У тебя есть собственный стиль, и он нравится покупателям...