– Как вы его назвали?
Он не верил своим ушам.
– Мсье Брассье, а что? Он же должен был назвать свое настоящее имя, чтобы оформить договор... Сперва я подумала, что долго это у них не протянется, что вскоре станут приходить другие женщины... Так нет... Они все время были такими же влюбленными, как в первые дни...
– Человек, о котором вы говорите, действительно Жан-Поль Брассье?
– А кто же еще?
– И долго они оставались наверху?
– Обычно он приходил около трех, она немного попозже. А уходила между пятью и шестью и всегда торопилась...
– Кто там делал уборку?
– Я... Потому-то я их и знаю хорошо... Представьте себе, в спальне стены обиты желтым шелком... Повсюду шелк... Когда она приходила и уходила, на ней не было ничего нарядного... Почти всегда костюм или платье цвета морской волны. Но если бы вы видели постельное белье и халаты там наверху...
Он не посмел попросить ее подняться в квартиру. Он был ошеломлен. Удар оказался сильнее, чем смерть его жены.
Его жены? Он больше не смел употреблять это слово.
Ведь это не было мимолетным увлечением, страстью, которая длится несколько недель или месяцев.
Восемнадцать лет она постоянно приходила на улицу Вашингтона, и не в какие-нибудь номера, а в квартиру, обставленную специально для нее. И хранила здесь белье.
Он ездил повидать отца, и когда вернулся, она небрежно сказала ему, словно что-то совсем неважное:
– Прошлую ночь мне пришлось провести у изголовья одной старушки. Она была в агонии, и больше никто не мог облегчить ей смерть...
Она ему врала. Врала целых восемнадцать лет. Она не была ему женой. Скорее, женой Брассье.
И тот тоже врал ему, рассказывая о своих послеобеденных походах по магазинам.
А была ли в курсе Эвелин? Возможно. Ведь она была слишком занята самой собой, чтобы ревновать.
– Благодарю вас, мадам...
Он уходил, едва волоча ноги. Ему не приходило в голову чего-нибудь выпить. Он бесцельно плелся в направлении Елисейских полей.
Селерен никогда особенно не ценил Брассье, теперь же он его ненавидел. Напротив, на Аннет он не держал зла. Виноват был он сам. Не годился он ей в мужья. Считал ее заурядным человеком, думающим только о своей самоотверженной работе. Не смог разглядеть в ней ту женщину, какой она была.
Можно сказать, из-за этого она и погибла. Она бежала. Возможно, опаздывала домой. Она бросилась к станции метро, в пути могла бы перевести дух, успокоиться и выглядеть безмятежной, как всегда.
Не его она любила, а Брассье.
И тем не менее продолжала жить с ним. Восемнадцать лет она вела себя как его жена.