– Нет! – он наклоняется, словно защищая его. – Я хочу это!
– Отлично. Дайте знать, если понадобится что-нибудь еще.
Я гневно смотрю на раздаточное окно: Бен улыбается от уха до уха. Показываю ему средний палец пониже стола, чтобы Энджел этого не увидел.
– Мария! – в ужасе произносит мама.
Я прячу руки под фартук, будто это поможет стереть обидный жест.
– Что ты тут делаешь?
– Марш на кухню. Сейчас же.
Плетусь за ней, еле волоча ноги. Мама идет прямо к задней двери, открывает ее и выходит в переулок между закусочной и заправкой.
– Что это было?
– Просто… дурачилась.
– Мы не можем позволить себе дурачиться!
Отступив на шаг, я складываю руки на груди.
– Мне не платят. Дуракаваляние – вот, пожалуй, и все, что я могу себе позволить.
– Ох. Мария, мы уже это обсуждали. Мы – одна семья. Все, что мы зарабатываем, идет на один и тот же счет, так что…
– Мы этого не обсуждали! Мы никогда ничего не обсуждаем. Зачем тебе все мои деньги? Чтобы жить в задрипанном городке, который находится черт знает где, в задрипанной холоднющей квартире со своим задрипанным жмотом. Да, мама, я понимаю.
Ворвавшись на кухню, захлопываю дверь и пробегаю мимо Бена, который так сосредоточенно склонился над плитой, что я уверена – он слышал каждое слово.
* * *
Мама ненадолго задержалась, обсуждая с Беном его необычные пожелания к заказу продуктов. Но он убедил ее, что оно того стоит. Видимо, ему дурачиться можно. А вот меня она полностью игнорировала, пока не отправилась на шахту. Вот закрою закусочную, отправлюсь домой, прямо к себе в комнату, и пересчитаю чаевые, которые мне удалось скопить. Энджел оставил мне сегодня пятнадцать баксов – до сих пор не верится. Всего у меня сейчас 2792 доллара. Все, что я получила за три года ежедневного труда.
Поворачиваюсь и вижу, как Бен выжимает тряпку в желтое ведро с горячей мыльной водой.
– Это не твоя работа, – произношу я резко.
Но он только пожимает плечами и молча принимается за уборку. С его помощью ресторан становится чистым в рекордное время. Мы с Беном убираем моющие средства обратно в кладовку, и я снимаю униформу.
– Я все еще злюсь на тебя. Я должна была выиграть этот спор.
Бен достает поднос с печеньем.
– Как насчет шоколадного печенья с эгг-ногом в знак примирения?
– Идем со мной.
Мы выходим на задний двор, где к стене привинчена ржавая лестница, и забираемся на ровную крышу закусочной. Я показываю Бену, куда ступать, чтобы не зацепиться за ободранное покрытие, и веду его к двум шезлонгам, которые мы с Кенди вытащили наверх несколько лет назад. Как давно она не поднималась со мной сюда.