– Она отдала его Джерри, да? – спрашиваю я.
– Это было не для него, а для нее, – хмурится Бен. – Завтра приготовлю ей что-нибудь в начале смены.
Следующие несколько часов игрушечный Санта твердит гостям «хо-хо-хо», а я мечусь, обслуживая их. Бен готовит в основном то, что ему заказывают, и никто не жалуется. Мои ноги гудят от беготни, но карманы пухнут от чаевых.
Энджел пересел за столик в углу, развернулся и теперь оживленно болтает с Лорной, владелицей заправки. Рисует ей картинки на салфетке. Раньше они разве что изредка переглядывались, а сейчас вон, сидят как лучшие друзья. Да и заходят каждый день. Многие местные стали заглядывать гораздо чаще, так что это уже не спишешь на интерес к новому повару.
– Беннет, – предполагаю я.
– Нет, мое полное имя – не Беннет, – отвечает Бен.
– Заказ Энджела готов?
Он ставит поднос, и я хмурюсь.
– Не то.
– Это для него.
– Он заказал куриный стейк. Он всегда заказывает куриный стейк. А это что? Фруктовый салат? Ты видел Энджела? – я указываю на него: бритоголовый качок с татуировками и парой заметных шрамов. – Он не из тех, кто ест фруктовые салаты.
– Это свекла, морковь, джикама и фрукты с цитрусовым соусом. Ensalada Navidad![39] И еще вот, – он показывает вторую тарелку. – Тамале.
Некая боль, словно от сведенной мышцы, пробегает по всему телу, и мне вдруг нестерпимо хочется обнять маму.
– Мы здесь такое не подаем.
Мое сердце ноет, становится очень грустно. Я сердито смотрю на Бена.
– Просто сделай для него чертов стейк!
– Мария, доверься мне. Отнеси ему это.
– Нет.
Бен вздыхает.
– Давай так: если ему это не понравится, тебе не нужно будет делить со мной чаевые всю неделю.
– И ты расскажешь мне, как научился готовить в колонии, – он хмурится, и тогда я поднимаю руку: – Не о том, как ты оказался в колонии. Только про еду.
– Договорились.
Беру поднос, сердитая, но уверенная в победе. Все время, пока я здесь работаю, Энджел всегда берет одно и то же. Когда я ставлю перед ним тарелки с новым блюдом, на его лице отражается недоумение.
– Я этого не заказывал, – рычит он.
– Прошу прощения, наш новый повар…
– Это тамале?
Я все еще держу тарелку, готовая в любой момент ее унести.
– Да.
Энджел наклоняется вперед, расплываясь в улыбке. В уголках его глаз появляются морщинки. Клянусь, я почти слышу скрип кожи, когда его лицо пытается растянуть сложившееся за десятилетия угрюмое выражение в улыбку. «Y ensalada navidad! Mi madre siempre…»[40] Суровый взгляд темных глаза смягчается, направленный куда-то вдаль, за пределы стола.
– Так… вас устраивает это блюдо? Если что, я могу его унести.