Франко возвел глаза к потолку и, взяв под руку Нунцию, развернулся к двери.
– Франко! Заявление о назначении подпиши! – требовательно остановил его начальник.
Хирург обернулся, порывисто подошел к столу и поставил свою размашистую подпись на документе.
****
– Прогуляемся до моего дома пешком или предпочитаешь на автобусе? – спросил Франко, выйдя с Нунцией из больницы.
– До твоего… дома? – переспросила Нунция, задохнувшись от волнения.
Франко внимательно посмотрел на нее.
– Именно, – кивнул он.
– Но…
– Но сначала все же прогуляемся… – взял он ее за руку.
Некоторое время они шли молча, рука в руке. Мимо, урча, проносились автомобили и мопеды, то и дело слышались возмущенные сигналы клаксонов, когда кто-нибудь, замечтавшись, не успевал стартануть в первые две секунды после того, как на светофоре красный свет сменялся зеленым, или когда кто-нибудь, не глядя, не включая поворотной стрелки, совершал дерзкий маневр. Прохожие торопились на работу, кто-то явно опаздывал. Встречались и те, кто шел не спеша, наслаждаясь звуками и красками лета.
Высоко поднявшееся солнце уже жарко припекало, но неугомонный ветерок, спускающийся с изумрудных холмов, старался освежить город. Цветы в подвесных корзинках колыхались от сильного дуновения, усложняя работу пушистым пчелам и шмелям. Флаги на башенках и на балконах, а также выстиранное белье под окнами громко хлопали на ветру. Национальных флагов по городу было развешено несметное количество вперемежку с флагами города: количество первых увеличилось из-за чемпионата Европы по футболу, количество вторых – в честь празднеств, посвященных покровителю Тренто, San Vigilio, которые проходят здесь во второй половине июня.
Наконец, Франко с Нунцией оказались в тени высоких раскидистых деревьев, растущих вдоль реки Адидже. До сих пор они не проронили ни слова. Нунция, после всего, что произошло между ними ночью, и после своего признания боялась даже смотреть на Франко, а он, глубоко погруженный в себя, пытался осмыслить, прежде всего, тот факт, что Нунция любила его всю жизнь.
– Нунция, – остановился он около каменного парапета, – почему ты молчала?
– О чем? – сделала она вид, что не поняла.
– О своих чувствах, – испытующе посмотрел Франко ей в глаза.
Она вжалась в каменное ограждение, испуганно глядя на Франко снизу вверх, а он навис над ней, уперев руки в парапет, отрезая пути к бегству.
– Ты никогда не видел во мне женщину… – пролепетала она. – Что я должна была делать? Признаться в любви человеку, которому плевать на меня? Это больно, понимаешь?! И потом, твоя дружба – единственное, что у меня было. Если бы я призналась в любви, у меня не осталось бы и этого…