чуть-чуть на артиста Виктора Павлова походит. Видим мы их лица уже после приговоров в телепередачах и газетных иллюстрациях и дивимся — откуда, мол, что берется?
Сериальный же злодей обыкновенно бывает мексиканского происхождения, в отдельных случаях он служит лицом кавказской национальности в отечественном детективе по произведениям Кивинова либо Доценко. Он обязан иметь черную бороду, такие же глаза и подозрительные манеры. Говорить он должен страстно и непонятно.
Одно должно быть обязательно — злодейства свои он творит не из конкретной выгоды, а по тем же неясным генетическим причинам, по которым заполучил от предков усиленную дозу меланина. Прекрасным образцом такого негодяя является дон Педро Зурита в исполнении Михаила Козакова в бессмертном "Человеке-амфибии". В смысле реальной опасности он, как кажется, должен быть совершенно безобиден в связи с мгновенной идентифицируемостью. У Гарика все это было — сын же оперного певца — и черная бородка, и подозрительное выражение лица. Да еще по каким-то медицинским, не очень понятным для меня, причинам ногти он коротко не стриг, отпуская их почти на сантиметр.
Таким образом, в своей внешности Игорек счастливо соединял упомянутого латиноса Зуриту с гринго Фредди Крюгером. Естественно, что на средний медперсонал это производило неизгладимое впечатление.
Единственное, что несколько не гармонировало с этой демонической внешностью — это простодушное и открытое выражение лица. И то, только до момента, когда он умозаключал, что нарушаются его — или еще чьи-то — гражданские права. Тут Игорь становился грозен и вел борьбу, как Че Гевара — до последнего патрона. Я иногда думал, что его очень спасает невеликий интерес к политике. Разумеется, мнение о Степаниде Власьевне у него было совершенно определенное — но ведь то же, что и у всех. А специально с режимом он не боролся — иначе быть бы ему одним из тех диссидентов, жертв синдрома Снежневского, о которых даже Андрей Дмитриевич Сахаров вынужден был признать, что кое-что имелось на самом деле.
Все-таки, Игорек не только язвы свои лечил. Еще и работал, ездил в командировки, иногда довольно экзотические. Например, испытывая новую присадку их лаборатории к маслу для судовых дизелей, проплавал два месяца в Баренцевом море и Северной Атлантике на крейсере.
Больше всего из романтического маршрута запомнилась ему история, которую он регулярно рассказывал за рюмкой. Будто бы отловили морячки от нечего делать осьминога, а боцман и вспомни, что Игорек что-то об этом звере интересное рассказывал. Наверное, тот книжку Акимушкина "Приматы моря" перед плаванием читал. Там, в этой книжке, в десяти главах рассказывается об осьминогах и прочих кальмарах, какие они смышленые и детолюбивые, а в одиннадцатой приводятся рецепты их приготовления.