Мои друзья и знакомые (Эйгенсон) - страница 7

Песок, как известно, неважная замена овсу и дело для них кончилось плохо в полном соответствии с прогнозом. Но за их вычетом тут всем прочим хорошо. Заки-агаю, отцу башкирской нации или, как другие говорят, её изобретателю, приятно вспомнить, что оказался пророком и не поддался берлинским сиренам. Мустаю, автору стиха "Не русский я, но россиянин…" — приятно ощущать их встречу, как свидание самого известного башкира Советского Союза с самым знаменитым башкиром Зарубежа. Моему отцу приятно узнать, что вот такой заматеревший антисоветчик признал-таки ум и силу Советов и, конкретно, по-прежнему обожаемого в глубине души генералиссимуса. Мне же исключительно нравится слушать из уголочка беседу взрослых умных людей на историческую тему и отчасти ощущать себя прикосновенным к "минутам роковым" нашего мира.

Вообще-то я о взрослых к тому времени был не слишком высокого мнения, многократно убедившись, что они, в среднем, так же склонны с апломбом высказываться по вопросам, о коих не имеют понятия, как и люди, не достигшие избирательного возраста. Для отца тут, пожалуй было некоторое исключение, для деда, еще для пары знакомых, для некоторых литературных и исторических персонажей, а так… Уши бы не слушали! Да-а, тяжелый я был паренек, как теперь видится. В учителях у меня быть — это была не синекура. А впрочем — юности идет нахальство. Плохо, когда подростковая наглость, щеголяние, как говорил Писарев, "отрицательными общими местами", вроде того, как на тривиальное и бездоказательное — "Учение — свет" гордо, и так же бездоказательно, заявляется — "Нет, ученье — тьма!", вот все это сохраняется у вполне подросшего налогоплательщика и отца семейства.

Понятно — откуда, помогает отвернуться от сложностей реальной жизни, и вернуться душой в единственно светлое время — школу и ВУЗ, особенно, если были элитные, для юных дарований.

Вот, значит, такого нахального, ощетиненного подростка, всегда готового дать сдачи, еще до того, как… в общем, Вася обратил на меня внимание. Как-то пригласил в гости, налил под недовольным взглядом своей жены стаканчик партейного, дал почитать очень для меня интересную "Белую книгу Венгерского рабоче-крестьянского правительства" с горячим обличением контрреволюционных мятежников, но и с некоторыми фактами. Потом спросил — что запомнилось? А мне очень врезались в память две подробности: про радио, все время передающее вальсы, что по комментарию австрийского журналиста десятилетиями однозначно ассоциировалось с баррикадами и революциями для всех поголовно обывателей Центральной Европы. И про отряд нацгвардейцев под командованием, если не ошибаюсь "дядюшки Пала", который защищает Центральный универмаг от русских танков. Там упиралось на то, что это все уголовники. На мой же взгляд, для уголовников типично было бы грабануть магазин и смыться, а не умирать на его защите от танковых снарядов. Так я и сказал, не особо задумываясь.