Элис продолжает кричать от боли. Я больше не могу находиться здесь. Шатаясь, выхожу из хижины, Синклэр следует за мной. Я жадно втягиваю в себя весь свежий воздух, какой только могу. Как раз в этот момент подъезжают две полицейские машины, их мигалки заставляют меня вздрогнуть. Они подбегают к нам, оценивают нашу внешность. Они разговаривают. Я смотрю, как шевелятся их губы, но не могу разобрать ни единого слова.
Синклэр показывает на сарай. Один коп остается с нами, а другой заходит внутрь.
Мои плечи напряжены, но я не могу перестать осматриваться. Боль вокруг моего сердца начинает распространяться, просачиваясь в мои вены, и скоро это все, что я могу чувствовать. Делаю глубокий вдох. Выдыхаю.
Хватаю ртом воздух.
Чувствую, как руки касаются спины и резко дергаюсь.
— Все в порядке, все в порядке, — говорит Синклэр.
Ничего не в порядке, и не знаю, будет ли.
— Он убил их обоих, — хриплю я.
От произнесения этих слов вслух, мне становится только больнее.
— Наш ребенок мертв.
Я обхватываю колени руками. Мне хочется свернуться в клубок, скомпоновать всю боль и заставить ее исчезнуть.
Руки Синклера нежно держат мое лицо. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но он крепко держит меня.
— Виктория, прекрати, пожалуйста.
Мои слезы стекают по щекам и капают ему на руки, когда я перестаю бороться с ним.
— Он не убил нашего ребенка, — шепчет он.
Поначалу мне кажется, что я не совсем правильно его расслышала. Мое тело напрягается.
Моя рука замирает, и я думаю, что мое сердце тоже замирает.
Он смотрит мне прямо в глаза и говорит очень медленно:
— Наш ребенок жив.
Все мое существо хочет верить его словам. Из всего, что я испытала сегодня, знаю, что это единственное, что сломает меня.
Качаю головой, желая верить его словам, но боясь за них держаться.
— Доктор пытался объяснить тебе, что он выжил. Он хотела сказать, что во время операции ты потеряла много крови. Тебе удалили матку…ты чуть умерла.
Губы начинают дрожать. Синклэр протягивает руку и накрывает мою ладонь своей.
— Клянусь, наш ребенок жив и с ним все хорошо.
Мои эмоции мечутся из стороны в сторону, и на инстинктивном уровне, мне хочется верить тому, что он говорит, но прямо сейчас, здесь нет места ни для надежды, ни даже для счастья. Мой мозг обрабатывает так много информации. Это уже почти чересчур.
Мощные, мучительные рыдания настигают меня, и глубокий стон заставляет мое тело дрожать. Синклэр обнимает меня и говорит мне на ухо снова и снова:
— Наш ребенок жив…
То, что происходит после этого, не совсем понятно. Но в глубине души я знаю, что сейчас нахожусь на самом дне, и единственное, что нужно делать — смотреть наверх.