— Не надо, если ты сама этого не хочешь.
— Очень хорошо, — она кивает, — я останусь.
Эвелин продолжает извиваться, поэтому я сильнее прижимаю ее к груди, зная, что она забирает мою злость и отчаяние. Я делаю глубокие вдохи, и медленно, но она успокаивается.
— У меня есть другой вопрос.
— Виктория, если это снова про Синклэра…
— Конечно про него. Этот мужчина объявился и поклялся, что знает меня. Затем я узнаю, что вы держали его от меня подальше…
Я глубоко вдыхаю и осторожно смотрю на мою мать.
— Что ты знаешь, о чем не знаю я?
— Я знаю, что этот мужчина не принесет ничего, кроме плохих новостей.
— Но…
— Нет, ты должна выслушать меня.
Мама наклоняется вперед, в ее глазах плещется страх и отчаяние.
— Весь прогресс, которого ты достигла в Фэйрфаксе, исчезнет, если ты продолжишь с ним видеться. Ты понимаешь?
— Кем он мне приходится? — шепчу я.
Моя мать сопротивляется.
— Он был и есть твоя точка отсчета. Корень твоих проблем.
— Хватит говорить загадками. Просто скажи правду, — умоляю я.
— Виктория, я не собираюсь делать это прямо сейчас.
Она встает и я иду за ней, разочарованная тем, что она не хочет мне помочь.
— Я выдержу все, что ты мне скажешь. Это не сломает меня.
Ладно, ладно. Я немного преувеличиваю, но я в таком отчаянии.
Моя мать улыбается и обходит стол. Она касается пальцами моей щеки. Убирает волосы за ухо.
— Ох, Виктория. Оглянись, дорогая. Ты уже сломлена и во мне нет ни единой частицы, которая хочет видеть, как ты разрушаешься еще сильнее.
Повисает молчание.
— Увидимся позже, — наконец говорит она. Поцеловав меня в щеку, она бежит к двери, словно приспешники Сатаны наступают ей на пятки.
— Ты когда-нибудь поверишь мне насчет Уэса? — кричу я.
Она останавливается и оборачивается.
— Как я могу? Ведь я знаю правду.
Я громко сглатываю, боясь слов, которые собираюсь произнести.
— Если ты не веришь мне, тогда не приходи больше.
Она вздрагивает от моих слов, как и я сама.
— Ты же не серьезно?
— Серьезно. Практически все в этом месте думают, что я вру, и ты должна быть последним человеком, который думает так же.
Она высоко поднимает голову, глядя на меня царственно и сдержанно, как делала, когда я была еще ребенком. Ее губы сжаты в тонкую линию. Побелевший кулак, сжимающий ручку сумки — единственный признак того, что она злится.
— Очень хорошо, если это то, чего ты хочешь, тогда считай, что мы договорились.
Не говоря больше ни слова, она разворачивается и уходит.