Заказ Андрея на разговор был срочный. Но связи с санаторием не было долго: оказывается, исправляли линию. И неизвестно еще, к худшему это или наоборот?
…Из здания главпочтамта Андрей вышел как во сне, не чувствуя ног под собой, не обращая внимания на разразившийся ливень. Шесть минут времени, что им были заказаны, ему не потребовались: он успел все выяснить за три минуты с небольшим. А точнее, он ничего не выяснил. Ему показалось, что подруга Полины, которой передала трубку дежурная, тоже чего-то не договаривала, что-то скрывая от него. А что? Не хотела обидеть? Чем?
По лицу хлестал дождь, вода струйками стекала за ворот, хлюпала в полуботинках, да еще шофер, нахал с черной «Волги», махнувший рукой на правила, пролетел мимо со скоростью не меньше ста километров и из выбоины в асфальте обдал стеной брызг Андрея. Но не воспринял этого дорожного происшествия Андрей: он шел, как в тумане, не замечая тускло мерцавших где-то наверху, над площадью, одиноких фонарей, чем-то напоминавших журавлей, вытянувших шею перед опасностью; не слышал он и рокота и гудков автобусов и троллейбусов. Ему казалось, что всей массой на него навалилась густеющая тьма наступающей ночи, и эти глыбистые тучи зло низвергали на него потоки ледяной воды, которые старались размыть его на части, чтобы унести их куда-то в бескрайние просторы Вселенной.
«Все же, — думал Андрей, — рок есть. Хотим мы этого или не хотим. Да и год-то какой — високосный!» Он вспомнил, как однажды, уже перед тем, как выписаться из больницы, выйдя вечером на прогулку, он увидел народившийся рожок месяца, холодно и таинственно поблескивающий у него за левым плечом. А это, по словам бабушки, запавшим в память Андрея с детства, ничего хорошего не сулило. За годы жизни ему не раз приходилось лично убеждаться в этом. А уж в год Олимпиады тем более следовало ожидать какой-либо напасти.
У Андрея снова заныл зуб, и вдруг резкая боль рванула до самого глаза, словно хотела скрутить и вырвать его. Но и она вскоре отошла куда-то на задний план, едва он вспомнил свой разговор, на который возлагал такие большие надежды, обжигающую душу фразу дежурной санатория: «Ермолина у нас не работает. Говорят, куда-то уехала. В Сибирь или на Север». Вот ведь как! Была Полина Ермолина, а теперь ее нет. И никто не знает, где она. Ну и круговерть. А все, казалось, было хорошо. Даже слишком. И вдруг все кувырком. А может, перешла работать в другой санаторий? А вдруг вышла замуж и вообще нигде не работает? Алешка просил приехать насовсем. И говорил, что шофер звал их к себе. А с ним Алешка жить не хочет. Нет, тут не добром пахнет. Тут опять что-нибудь роковое: раз предназначено пережить — от этого не уйдешь. В жизни все может быть. В жизни бывает и не такое. Но как ни философствуй теперь, если не съездить туда, на место, в ставший родным санаторий, всю правду вряд ли узнаешь. Не зря говорят: лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать. Надо ехать. И не просто ехать, а лететь. Может, взять отпуск? А зачем, если ее там нет. Необходимо сначала удостовериться в том, что она куда-то уехала. А чем объяснить дома свою отлучку? Сказать, что командировка: на пятницу и субботу. В воскресенье ждите. Самолетом, наверное, дня за три получится.