Однако избавиться от них наяву ей не удалось. Через несколько дней после этой кошмарной ночи отмечали день рождения подруги. Среди приглашенных оказался и Антоний. Красавец грек как сел рядом с Полиной, так и не отходил от нее ни на шаг. Он был очень внимателен, откровенно ухаживал, танцевал только с ней. Когда же праздник закончился, предложил подвезти Полину на машине, а для этого попросил сначала зайти на минуту в его конторку, где он якобы оставил ключи. Зашли, выпили еще по фужеру шампанского, а потом без всяких предисловий занялись на диване любовью. С того дня эта проблема для Полины была решена. Стоило только снять трубку телефона и набрать его номер, и он тут как тут. Но чаще Антоний звонил сам. «Теперь, — думала Полина, — мы с Андреем почти на равных: у него жена, у меня любовник».
Вспомнив об этом, Полина сразу погрустнела и сникла, даже перестала поливать себя водой. Но вскоре взяла себя в руки, выбралась из ванны, обтерлась мохнатым полотенцем, оделась и неторопливо вышла из ванной комнаты.
Видя, что она расстроена и удручена какими-то воспоминаниями, Андрей встревоженно спросил:
— Что случилось? Почему ты так долго? Говорила про письмо — и вдруг притихла. Забыла, о чем там дальше? Ну и ладно, не читай… Если я тебя чем-то обидел — извини.
— Нет. Это совсем другое. А письмо я хорошо помню. В твоих письмах — моя жизнь. — Полина, уткнувшись ему в шею, стала мечтательно, тихо, будто была одна, как и раньше, пересказывать ему текст письма, почти шепча в самое ухо: — «И я думаю, ты не обидишься на меня за решение уехать к другу, в его „дикую“ бригаду… Здесь очень красивая природа, просто сказочная. Но, к сожалению, любоваться ею времени совсем не остается. На первом плане для нас, конечно, не природа, а работа, работа и еще раз работа. Все с нее начинается и ею кончается. Мы дали слово за месяц сделать столько, сколько прорабом планировалось для обычной бригады на два. А вот когда вернусь отсюда в город, мне, об этом я узнал по секрету, возможно, предстоит командировка в ваши края. Дай-то бог, чтобы так и получилось. До встречи, мои милые! Целую и обнимаю вас крепко-крепко. Ваш Андрей Лопатьев».
Помолчали. Но и в эти минуты, когда стих шепот Полины, Андрей, растроганный, думал: «Неужели она так любит меня? Может, она любит во мне отца Алешки, а не мужчину? Что бы там ни было, а письмо дословно знает. Конечно, если встречи, как день рождения, бывают раз в году, то поневоле выучишь…» Видимо, поэтому и в ответном письме от нее впервые болью — не навязчивой, а выстраданно-упрямой — проскользнула мысль, его поразившая. Андрей не мог похвастаться тем, что помнит письмо Полины наизусть. Но суть его он забыть не мог. Это письмо он получил, когда приехали в город за оборудованием для столовой и заезжали в магазин, к сестре жены Травкина, которая, как Лев и обещал, достала школьную форму Алешке и все остальное, что просил Лопатьев. Очень хотелось прочитать письмо сразу же, прямо на почте. Но Лев торопил, напоминал, что время — деньги. Пора, дескать, и нам, русским, научиться ценить его. Да к тому же читать письмо на виду у всех было неудобно. Другое дело, если, к примеру, получить перевод, тогда можно бы и задержаться малость. А тут письмо. К тому же до востребования. Это сразу вызвало бы множество нежелательных вопросов, хотя бы у того же Льва, который уже накупил в киоске газет и журналов и поджидал Андрея. Он бы сразу уши домиком: а почему до востребования? От кого скрываешь свою переписку, кэн? Нет, здесь читать было нельзя. Письмо надежно хранило дорогую его сердцу тайну. Хотя Андрею и самому не терпелось узнать ее, прочитать письмо пришлось уже на месте, у костра, где на треноге кипятили чай со смородинными листьями. Вынув сложенный пополам листок, Андрей удивился: всего несколько строк. «Письмо твое получила. Спасибо, что не забыл. Я так ждала, но не письма, а тебя самого. И было бы лучше, если приехал сам. Пусть и без денег.