— Ева, детка, я же не знал! Этот дом уже с полгода пустовал! — Громила повернулся к Гэбриэлу: — Вы простите старика!
— Не прикидывайся! Старик! — Повар обернулась к молодому мужчине: — Гэбриэл, вы извините меня, пожалуйста! Так неудобно получилось, а еще Барт… Он обычно так не бросается на людей. Он очень добрый пес. — Женщина широко улыбнулась, а сердце Гейба пропустило удар, и все же…
Никак внешне не реагируя на попытки соседки извиниться, он отряхнулся и поднял взгляд прищуренных глаз на Еву:
— Надо быть внимательнее с собакой. До свидания, — раздраженно проговорил он и отправился туда, откуда пришел.
Соседка обескуражено смотрела, как он недовольно ковыляет к воротам и тихо произнесла:
— Всего доброго.
«Хам! Определенно! Ну… С другой стороны… Гэбриэл Вульф очень симпатичный, даже красивый… И его можно понять… Я бы тоже разозлилась, если бы пес в роде Барта сбил меня с ног…» Ева улыбалась, воспроизводя в памяти возмущенное лицо Гэбриэла во время падения. Ярко-зеленые глаза сверкали, сквозь смуглую кожу от злости проступил румянец, темно-русые, почти черные волосы взъерошены… Откровенно говоря, он очень понравился Еве, даже чересчур… Худощавый, высокий… «Я ему едва до груди достаю. А взгляд…» То, как он прищурившись смотрел на нее… Это взбудоражило ее, возбудило до крайности… Даже голова закружилась… «Еще бы, у меня уже больше двух лет никого не было… А Вульф, может быть, вообще женат». Возбужденное состояние вмиг прошло. События двухлетней давности вновь встали перед глазами. Женщина тряхнула головой, освобождаясь от непрошеных воспоминаний. «Надо работать. Сегодня еще два фуршета и один званый обед…»
Гейб приехал в участок на восемь минут позже назначенного времени. Раздражение его несколько улеглось, а вот настроение не улучшилось, из-за чего улыбаться совсем не получалось, даже натянуто. Не то, чтобы мужчина был ярым приверженцем правил, но некоторым он следовал всегда и во всем, при любых обстоятельствах. Их было два, ну или больше. Но у этих был приоритет: пунктуальность и вето на использование служебного положения в личных целях. Это были даже не правила. Скорее принципы: несоблюдение договоренности — верх неуважения к человеку, использование служебного положения в личных целях — верх неуважения к себе.
— Доброе утро, капитан Шейн. — Попытка говорить бодро также не увенчалась успехом.
— Здравствуйте, лейтенант. Вы опоздали. — Все существо негодующе поморщилось от последней фразы. Капитан говорил без всякого выражения, словно происходившее вокруг его вообще никак не касалось, однако новому сотруднику и не нужен был обвинительный тон, хотя бы потому, что… Потому что «Служить и защищать» для него были не просто слова! А если человеку все равно…