— Опять Пиявка приставала? — неведомым способом узнавала Тома о том, чего видеть никак не могла.
Я изображал надменное равнодушие. Типа, не ваше волчье дело, сударыня человолчица Тома.
У нее тоже завелся поклонник. Он не подходил, глядел издали истосковавшимся голодным взглядом, нарезал круги, как бы демонстрируя себя, но не навязываясь. У нас он стал Зыриком, Вуайеристом, Глазодером, Смотрюном… Каждый день приносил новые варианты.
— Как наш Смотрик? — интересовался я после любой отлучки. — Руку и еще что-нибудь предложил?
— Все смотрит, — горестно вздыхала Тома, а глаза посмеивались. — Смотрит, смотрит, смотрит… Скоро глаза протрет. Или у меня чего-нибудь.
Мои брови взлетали на лоб.
— Взглядом, — шаловливо уточняла Тома.
— Любуется, — облегченно выдохнув, объяснял я.
— Было бы чем, — сердито фыркала Тома. — Тут вон сколько всяких вот с такими и с вот тут о-го-го.
С этим не поспоришь, что есть, то есть.
— Зато ты всех нежнее, всех румяней и умнее.
Комплименты нравятся всем. Пряча удовольствие, Тома посетовала расхожей банальностью:
— К сожалению, на ум мужика не поймаешь.
— Может, ты уже поймала, просто он чтит закон. Ждет, когда твое качество перейдет в определенном возрасте в количество. Тогда возьмет оптом.
— Я столько не проживу! До совершеннолетия мне еще больше двух лет!
— Здесь выходят замуж раньше.
— Хочешь выдать меня прямо здесь? — Тонкая ручка обвела пещеру. — За нелюдя?
— Ну и что, что нелюдь, лишь бы человек был хороший. Как сказал Дарвин одной прелестной особе: вы, конечно, тоже происходите от обезьяны, но не от обычной обезьяны, а от обезьяны очаровательной.
Нечасто удавалось вдоволь попикироваться. Даже перекинуться несколькими фразами. После первого же шепота где-нибудь раздавался настороженный или агрессивный рык, мы затыкались.
В походы я уходил с камнем на сердце, оставляя Тому одну. Впрочем, не одну, а в обществе других сильно покалеченных, а также беременных и кормящих. В такой компании девушка могла постоять за себя сама, даже в своем тяжелом положении.
Походы стаи делились на короткие, средние и длинные. По выходе никто не знал, куда сегодня заведет вожак. Самые простые выходы — за кореньями и съедобными травами на склон горы. Мы как бы «паслись», наедаясь на месте и многое принося в пещеру. Трава с тройчатыми листьями под названием сныть, косимая на бабушкиной даче как сорняк, оказалась съедобной и прекрасно заменяла зелень, ради засевки которой когда-то пололась. Темно-зеленые заросли съедались на месте и собиралась для засушки. Не только листья, даже черешки и стебли сныти хорошо шли, если снять кожицу. А еще лебеда — треугольные листья с мучнистым налетом. Да, невкусная, горькая, противная, немного вонючая. Сначала. Просто вы еще никогда не были по-настоящему голодны.