Обдало морозно-жгущим водяным холодом. Ледяные икры по очереди коснулись моих бедер, прижав слева и справа, а из дышащего влажной прохладой пупка скатились несколько капель воды. Прямо на меня. От такой бомбардировки кожа пошла пупырышками, как недавно на гребне скалы.
— Лежебока. Пойди искупнись, — чуть слышно прошелестело надо мной.
Я приоткрыл один глаз пошире. Покрытая такими же мурашками блестящая кожа Томы оживала от солнечного тепла. Глаза сияли. Намокшие волосы завершали сходство с вышедшей на берег русалкой, чье предназначение в жизни — манить, завораживать и завлекать в бездонные омуты.
— Смотрика пригласи, — едва слышно бросил я. — Глаза сломал в твою сторону и чуть вывих шеи не заработал. Одно слово — Смотрик.
— Хорошая идея, — шаловливо шепнула Тома, перенося через меня ногу и отшагивая в сторону.
— Только учти, — кинул я вслед, — они мыться не любят.
— Знаю, они предпочитают облизываться.
Вспыхнула перед глазами ночная сцена. Я перевернулся на живот и затих.
Тома, конечно, никуда не пошла. Присела рядом.
— Ты из-за него, что ли, такой бука? — Лицо указало на парнишку.
— Просто устал.
Я приподнялся, привалился спиной к тонкому деревцу, пальцы принялись срывать низко растущие ягодки. Тома прислонилась с другой стороны, наши плечи соприкоснулись. Девушка с укором толкнула меня своим плечиком:
— Не представляешь, как здорово кому-то нравиться.
Хмуро глядя вдаль, я сделал неопределенное движение: как бы развел руками, но только обозначив действие, поскольку лень было поднимать руки целиком. Да, не представляю. Или нет, не представляю. Или представляю. Какая разница?
Над нами нависали скалы, пройденные с таким трудом. Вокруг слышалось чавканье, визги и рыканье. Кто-то уже выяснял отношения. Еще кого-то учили субординации.
В странной задумчивости рядом с нами остановился молоденький самец. Не то, чтоб совсем юный — на несколько лет старше нас. Я прозвал его Живчиком, поскольку никогда не видел сидевшим на месте. В пещере он постоянно находил себе занятие. То играл с мелкими, то приставал к взрослым, требуя бороться. Всегда бывал поборот, но обретал неплохую школу. Частенько получал звонкие оплеухи. Иногда сам умудрялся врезать затрещину. Тогда он сразу падал на спину: извиняюсь, вышло случайно, не бейте сильно. Не били. Признал покорность — что еще нужно? То, что растет будущий конкурент, во внимание не принимали. Пока не опасен, и ладно. Здесь жили настоящим.
Живчик вдруг потянулся к Томе.
— Грр! — ощетинился я, прыгая на четвереньки, а лицо скривилось в боевом оскале.