Несложно, если знать как. Из старого реле надергал контактных пластин, они с серебром раньше делались. А потом чуток кислоты из аккумулятора и гальваника. Предки все время на работе, кому какое дело что ребенок в комнате делает. Пучок на башке делать не стал, повесил как брошку. Посмотрел в зеркало — вроде сойдет. Особая точность не нужна. Даже вредна. Нужен кавай с настройкой на субъект, не более.
— Заходи.
Молодец мама. Захожу. Сольфеджио. Вот вам сольфеджио.
— С кем занималась? — спрашивает субъект у мамы.
— По книжкам, — отвечает та.
— Каким?
Тут мама уже теряется, вступаю сам:
— По Варламову, и еще Майкапар.
Клиент впечатлен. Надо добивать.
— Читать умеешь?
— Да. А у меня еще одна вещь есть, сама сочинила. Можно показать?
Выдаю "Песню о городе". Когда-то нашел приличные стихи, написалась. Правда там город другой был, но об этом никто не узнает.
Репертуаром я озаботился когда еще с бабушкой жил. Вообще с детскими песнями у меня туговато. Рылся в стихах, ничего специфично детского, чтобы было еще оригинальным нету. По музыке надо брать надо тот период, что к здешнему ближе, никаких роков или нью эйджа. А там у меня все взрослое или про любовь, или слишком заумно для детей. Пришлось переводить со взрослого на детский, а это как на другой язык переводить, не легче. Мне бы приличного поэта в соавторы, мы бы всю эту любовь в кавай перевели. В итоге есть задел на первое время из десяти потенциальных хитов. Для нынешней меня слишком взрослые. Не беда. Все равно целевая аудитория не дети, а родители. А там еще будет.
Клиент убит.
— А это откуда? Никогда не слышала, — спрашивает опять у мамы. Не привыкла еще детей серьезно воспринимать. Приучим.
— Да как-то сама… — мнется мама.
— Сама. — Подтверждаю я.
— Да она у нас все время книжки читает, поэтому не по годам развитая, — кидается не мою защиту мама.
Пожалуй самая популярная вещь, что я создал — это "Считалочка".
Были вещи лучше, были даже денежнее, но каждый день по радио тридцать лет подряд, только она. Вот ее и надо исполнить и продать, как продам, дело в шляпе. Но не сейчас. Надо посильнее голос, тогда смогу пятнадцать минут петь и не надорваться. Время терпит.
г. Ленинград, СССР. 17.12.1978. Консерваторское общежитие.
В комнате мы жили втроем: я, Давид и Гоги. А называли нас почему-то "три еврея". Меня евреем может назвать только тот кто видел фамилию в списке, а на вид я блондин и нос картошкой, — какой из меня еврей. Почти ариец, только недокормленный и глаза белесые. Давид — татарин, а Гоги, понятно, грузин. Гоги больше всех на "евреев" обижался и все зазывал девиц к нам, предъявлять доказательства нееврейскости. Я тогда еще модный в мое время афоризм толкал, что дескать "а если вместе, то мы русские". Но в народ не пошло, не то время еще, всем пофиг, русский — не русский. Это потом все заморочились.