Эта мысль меня напугала.
Со смертью человек лишается всех занятий.
Мы с Нарусэ договорились о встрече в ресторане, до которого от станции пришлось пятнадцать минут ехать на автобусе.
С Нарусэ я дружил в старшей школе. Он был примерно одного со мной роста или чуть ниже, с выразительными чертами лица; быстро соображал, умел поддержать любой разговор, а потому пользовался популярностью. При моей замкнутости и нелюдимости даже странно, что мы смогли найти общий язык.
У нас были схожие взгляды на жизнь: мы считали, что в этом мире большинство вещей и явлений достойны лишь того, чтобы над ними посмеяться. В старших классах мы часто засиживались вдвоём за столиком фастфуда и высмеивали всё, что происходило вокруг.
Мне захотелось ненадолго вернуться в те времена и над всем посмеяться, но я позвал Нарусэ ещё по одной причине.
Мияги села у прохода рядом со мной. Столик был рассчитан на четверых, но сидения оказались неширокими, поэтому мы с ней придвинулись чуть ли не вплотную друг к другу. Кроме того, Мияги пристально наблюдала за мной. Временами мы встречались взглядами, но это её ничуть не смущало.
Я надеялся, что при виде девушки, которая не отходит от меня и смотрит на меня во все глаза, Нарусэ сделает опрометчивый, но весьма приятный для меня вывод. Довольно жалкая надежда, но я ничего не мог с собой поделать. Печально, но именно таким оказалось моё первое истинное желание с тех пор, как я продал свою жизнь.
— Эй, госпожа наблюдатель, — окликнул я Мияги.
— Да, слушаю.
Я наклонился к ней и произнёс доверительно:
— Есть одна просьба...
Я хотел уговорить её подыграть мне, когда за наш столик подсядет парень, но тут подошла официантка и широко улыбнулась:
— Прошу прощения, выбрали что-нибудь?
Пришлось заказать кофе, и, когда официантка уточнила, будет ли что-то ещё, я на всякий случай спросил у Мияги:
— А тебе разве ничего не надо?
Она почему-то смутилась:
— Знаете, вам лучше не говорить со мной на людях.
— Почему? Это запрещено?
— Вообще-то я вам уже объясняла, но... Видите ли, мы, наблюдатели, совершенно незаметны для всех вокруг, кроме объекта наблюдения. Вот, взгляните.
Тут Мияги схватилась за рукав официантки и пару раз дёрнула.
Как она и обещала, та ничего не заметила.
— Любые ощущения, которые мы можем вызывать у окружающих, игнорируются их органами восприятия, — продолжила Мияги и подняла стакан в воздух. — Таким образом, когда я поднимаю стакан, для неё это не выглядит, будто он завис в воздухе. Для неё он никуда не исчез, не сдвинулся с места — просто вдруг перестал существовать. Люди не в состоянии обнаружить моё присутствие, но и осознать моё отсутствие они тоже не могут. Однако здесь есть единственное исключение. Наблюдателя может видеть объект наблюдения. Осложняется всё тем, что я существую для вас, но незаметна для окружающих, тогда как вас они прекрасно видят. Другими словами, Кусуноки-сан... Сейчас всё выглядит так, будто вы разговариваете сами с собой.