Пейзаж был знаком мне по книгам и фильмам. Я знал, что Млечный Путь пролегает через Летний треугольник>[23] и небо иногда выглядит как россыпь драгоценных камней.
Я читал о таком небе и мог представить себе его цвет или форму, но громада оказалась неподвластна воображению.
Перед моими глазами расстилалось звёздное небо, и оно было намного, намного больше того, чем я мог подумать.
Словно огромный простор запорошило снегом, испускающим сильный свет.
— Теперь я понял, почему ты хотела посмотреть на него перед смертью, — сказал я Мияги, стоявшей рядом.
— Ещё бы, — гордо откликнулась она, глядя на меня сверху вниз.
Мы ещё долго лежали на пирсе и смотрели на ночное небо. Заметили три падающие звезды, и я задумался, что бы загадать, когда в следующий раз увижу ещё одну. Я уже не хотел получить назад годы своей жизни, не хотел увидеться с Химэно, не горел желанием повернуть время вспять. У меня не осталось жизненных сил на исправление каких-либо ошибок.
Думаю, я пожелал бы себе спокойной смерти во сне. Мечтать о большем было бы слишком нагло.
О мечте Мияги и гадать не нужно: она хотела освободиться от работы наблюдателя. Другими словами, перестать быть невидимкой. Сейчас она совершенно незаметна для абсолютного большинства людей, а объект наблюдения — единственный человек, который знает о её существовании, — умирает в течение года. Какой бы выносливостью ни обладала Мияги, выдержать такое в течение тридцати лет просто невозможно.
— Мияги... — начал я. — А ведь ты сказала неправду. Ты соврала о том, что Химэно меня почти не помнит.
Мияги повернула ко мне голову и вместо ответа вдруг выдала:
— У меня тоже был друг детства.
Я порылся в памяти:
— Ты о нём говорила: «человек, который был мне дорог»?
— О нём. А вы запомнили.
Я промолчал, ожидая продолжения, и Мияги медленно заговорила дальше:
— Я тоже когда-то дорожила кое-кем так же, как вы дорожите Химэно-сан. Мы оба не могли приспособиться к этому миру, поэтому предпочли создать маленький мирок на двоих и жаться в нём друг к другу, как два зависимых существа. Когда я стала наблюдателем, в первый же выходной пошла проведать своего друга. Я думала, что он места себе не находит от грусти из-за моего исчезновения. Не сомневалась, что он замкнулся в своей скорлупе и только и ждёт, когда я вернусь. Но вышло иначе: за какие-то несколько недель он подружился с миром, и не только. Прошёл месяц с моего исчезновения, а он спокойно приспосабливался к жизни в обществе — совсем как те, кто пытался наказать нас за непохожесть на остальных.