– Самостоятельно рассосаться миома у женщины репродуктивного возраста не может. Она гормонально зависима от естественного цикла женщины, а со временем приобретает автономную гормональную регуляцию, и сама поддерживает необходимый для ее роста баланс гормонов. Это мой ответ. Нет. – Ее слова заставляют меня заткнуться. – Только ваш доктор определит степень. Вам наверняка уже сказали, что все решаемо. На операции ситуация сможет полностью измениться. Любое кровотечение может спровоцировать решение удалить матку.
Твою мать, прекрасно. Оставляю все вопросы при себе, когда она делает свою работу и вытаскивает искусственный член из меня, я быстро собираюсь. Подожду снаружи ее вердикта.
– Каждая собака считает себя врачом. Тоже мне нашлась специалист. Кто она вообще такая? – тихо, но эмоционально я ругаюсь на узиста. Доусон подходит ближе и наклоняется, чтобы услышать. – С чего она взяла, что может ставить свои чертовы диагнозы? Она просто тетка, знающая, как обращаться с этим аппаратом.
Доусон прижимает меня к себе и усаживает на диван.
– Что она сказала? – Поправляет волосы мне за ухо и наклоняется вперед, чтобы быть перед моим лицом.
– Что может случиться все, что угодно, и ее удалят. – Я перехожу в какой-то истерический тон с брызгами слез. – Я не хочу ничего удалять, вообще не заслужила эту штуку во мне. Это мне воздается за лживые слова и клятвы, что я никогда не захочу ребенка? Так я могу прокричать, как сильно я его хочу!
Он успокаивающе гладит мои волосы и целует в висок.
– Я боюсь, – стону я. – Боюсь, что ты уйдешь, как только я потеряю эту часть моего организма. Ведь, в лучшем случае, я стану покупать килограммами смазывающую жидкость. А в худшем – у меня вырастут усы, борода и кожа станет безобразной.
Доусон не обращает внимания на мои слова, я же снова нервничаю и треплю его нервы.
– Ты глупая. Будь с тобой рядом другой человек, не я, ты могла бы убедить его. Я тебе уже сказал, что ничего не изменится. – Он устало вздыхает. – Давай доведем дело до конца. Я не могу заставить тебя перестать думать об этом, как и не могу убедить. Но эти 24 часа наши, и все, что случится позже, будет тебе доказательством. Я очень люблю тебя. Искренне, до одержимости. И что бы ни случилось, я рядом.
Я встаю, одновременно с тем, как открывается дверь кабинета, мне протягивают лист с результатами и фотографиями. Зажимаю пальцами ненавистную бумагу и медленно иду по коридору, рука, сжимающая мои плечи, заставляет успокоиться.
Когда мы выходим на улицу, я утыкаюсь в снимки, хоть ничего в этом не понимаю, но маленькая круглая штука заставляет содрогнуться всем телом. Пора бы уже смириться и просто отпустить ситуацию, взять себя в руки и перестать испытывать атаки. Как я до этого жила? Что если бы мы с Доусоном расстались до того, как я заболела? На кого бы я надеялась? Почему я стала такой слабой? Эта зависимость убивает во мне личность, стирает в порошок. Когда мы подходим к машине, я протягиваю ему листы и смотрю в упор.