– Ника, будущее и настоящее только в наших руках. И мы способны им управлять, менять, делать выбор. Только прошлое исправить нельзя. Ты считаешь иначе? – напряженно спросил я.
– Мне страшно, Кир, – искренне призналась Вероника. – Твои друзья тоже были уверены, что управляют своим будущим. И где они сейчас? А Артем?
– Не говори о нем, пожалуйста, – стиснув зубы, попросил я.
– Почему? Ты собираешься снова просто вырезать случившееся и жить дальше?
– А ты предлагаешь мне погрязнуть в поиске мифически-фантастических причин и закончить свои дни в психиатрической клинике под твоим наблюдением и контролем? Может это именно то, чего ты хочешь? – резко и запальчиво спросил я. – Ника, я действительно не знаю, что произошло, как я оказался на записях видеокамер и что стало причиной моих кошмаров. И не хочу знать, понимаешь? Наверняка, ты слышала избитую цитату: «Если долго всматриваться в бездну, то она начнёт всматриваться в тебя»? Может в этом есть доля истины? И ошибка многих в том, что они пускают в себя эту бездну, поддаются безумию, психозу…
– Или сами являются этой бездной, – перебила меня Вероника. Я стиснул челюсть, удерживая себя от грубого ответа.
– Я сегодня солгал следователю, Ник, – сказал я, притормозив на светофоре. Мы обменялись долгими взглядами.
– В чем? – Она посмотрела на меня с настороженным недоумением.
– Я не оставлял на тумбочке ни спички, ни зажигалку. Одна всегда лежит у меня в кармане, вторая в бардачке. Отсюда следует, что или Артем пришел уже с заложенной мыслью о поджоге и подготовился, или зажигалку дала ему ты.
– Ты спятил? – опешив, изумленно выдохнула Ника, на что я сухо заметил:
– Утром ты уверяла меня, что я не сумасшедший.
– Ты обвиняешь меня в убийстве твоего брата? – дрогнувшим голосом спросила Ника. Мы подъехали к ее дому. Припарковавшись у подъезда, я всем корпусом повернулся к Веронике.
– Я такого не говорил, – устало возразил я. – Но меня там не было, Ник. А ты была. Все началось с огня, огнем и закончится. Твои слова? Уверена, что не говорила их Артему? – она ошеломлённо уставилась на меня, а потом расплакалась. Но не истерично, как это делали многие женщины из моего прошлого, а тихо и по-настоящему.
– Извини, черт. Я перегнул, – прошептал с запоздалым сожалением. Потянулся к ней, чтобы обнять. Но Ника решительно оттолкнула меня. По ее щекам ручьями текли слезы. Вспомнив, что в бардачке у меня завалялась пачка бумажных платков, я дернул его на себя и не рассчитав силу практически выдернул из панели.
– О Господи, – прошептала Ника, первой увидев то, что находилось в бардачке поверх пресловутой пачки с салфетками. – Боже, – всхлипнула она снова, прижав к губам ладонь.