Неподвижность не пугала, этот сон наяву казался абсолютно другим, исцеляющим, срывающим внутренние блоки и страхи.
И я позволил этой теплой реке нести меня на своих волнах все дальше и дальше. Под сомкнутыми веками вспыхнул целый мир. Яркий, пестрый, наполненный запахами, цветами, звуками. Пение птиц, шелест листвы, тревожные крики птиц в грозовом небе, сгущающиеся махровые тучи, закрывающие раскалённый солнечный шар. Я вдохнул ароматы луга и полевых цветов, влажной земли и предзакатной свежести. Никогда еще ни один из преследующих меня снов не был настолько реалистичным. Я зачарованно смотрел, как в зеркальной глади озера отражаются склонившиеся кроны деревьев; дрожат и кружатся сорванные кем-то цветки жасмина, мелкие травинки… Склонившись, протянул руку, пытаясь поймать один из белоснежных цветков и замер в оцепенении.
Там, в прозрачной глубине, среди ила и водорослей, я увидел женскую фигуру в белом. Она лежала с закрытыми глазами, раскинув руки. Темные длинные волосы, словно пролитые чернила, расплывались вокруг ее головы и плеч, цепляясь за корни тянущихся к поверхности воды растений. Солнце окончательно скрылось, мгла заволокла небо, вспышки молний ударяли в деревья за моей спиной, и они вспыхивали как факел.
В груди полыхнули горечь и боль утраты. Этот сон перестал дарить наслаждение. Я должен проснуться. Прямо сейчас, но не мог оторвать взгляд от фигуры в белом. Мёртвая девушка на дне озера распахнула глаза. Застывшие, пустые, безжизненные, разноцветные глаза, неотрывно смотрящие на меня сквозь вспенившуюся, окрасившуюся алым толщу воды.
Беззвучный крик сковал онемевшее горло. Отшатнувшись, я споткнулся и полетел в бездну.
Открыл глаза снова на кухне Вероники Божич. Расфокусированным взглядом скользнул по скромной обстановке, отчаянно цепляясь за реальность; бешено скачущий пульс в висках причинял физическую боль. Из груди вырвался хрип, когда вместо Ники Божич на соседнем стуле я увидел Оксану Мишину. В одном нижнем белье, с превратившимися в сосульки волосами и посиневшей кожей. Она улыбнулась мне черными губами, из пустых глазниц потекли кровавые ручейки. Девушка подняла вверх сжатый кулак и медленно, один за другим распрямила три пальца, а потом резко перевернула кисть и открыла ладонь, на которой зловещим блеском мелькнула монета…
– Я сварила свежий. Ты спишь на ходу, – в ноздри ворвался аромат кофе, мгновенно рассеивая очередной быстрый сон. Я растерянно посмотрел на Веронику, двигающую ко мне по столешнице кружку с горячим кофе. – У тебя часто такое бывает? – спросила Божич, внимательно наблюдая, как я постепенно включаюсь. – Ты вырубился с открытыми глазами, – пояснила она. – Это норма или усталость? Точнее, понятие норма тут неуместно.