- У меня все хорошо. Только вот клиентов стало меньше. Работы мало, - он запнулся и посмотрел на меня. – Твоя мать проститутка что ли?
Я заскрипела зубами и ринулась на этого ублюдка. Злые смешки пробежались по кругу. Для них это было забавой. Все верили ему, но никто не мог догадываться, что мама – парикмахер. И объясняться перед этими шакалами, я не собиралась.
Тихон скакал от меня, и мне с трудом получилось догнать его.
- Отдай письмо! – я схватила его за робу, но письмо выхватить не получилось.
- Так вот же оно. Бери, - он задрал руку к небу, а я лишь унизительно подпрыгивала до нее. Но Тихон был выше меня.
- Отдай мне письмо, идиот, - мой голос поломался. Перед глазами образовалась пелена из слез, и мне оставалось только слышать противный смех окружающих.
- Отдай ей дурацкое письмо, - сказала Волкова. – Ты что не видишь, она рыдает?
- Да, Тихий, завязывай! – крикнул кто-то из толпы. – Верни письмо!
Я, подобно маленькой девочки, с надеждой посмотрел в его черные глаза. Они светились подлостью. Мне впервые удалось разглядеть его. Черные как смола волосы, хмурые брови, острый подбородок, их черты лица с братом, определенно были схожи между собой. И эта улыбка. Надменная, лукавая улыбка, была одна на двоих.
- Хорошо, я отдам тебе его, - сказал Тихон, и я отпустила его. Отпрыгнув в сторону, негодяй сунул руку в цистерну, увлекая под слоем грязи письмо от мамы. – Оно твое, - заявил он.
Дельфинята снова залились хохотом и торопливо начали расходиться. Я стояла как вкопанная, провожая взглядом коварную публику. Мои глаза встретились с лисьим прищуром. Марат стоял в нескольких метрах от меня, облокотившись об столб и сложив руки на груди. На его лице читалось полное спокойствие, и пока он не оставил меня, я мысленно проклинала всю их семью. Сильный ветер с дождем били меня по лицу, старательно приводя меня в чувства.
Моя шкала Ада была на отметке 9.
Подбежав к бочке, я начала ковыряться в густой грязи. Мне нужно было достать свое письмо. Слезы, вперемешку с каплями дождя стекали по лицу, а руки были по локоть испачканы.
«Твоя жизнь – это грязь», - в голове эхом проносились слова вожатого.
Но я все искала. Искала до тех пор, когда не прибыла в полное отчаяние. Это было невозможно. Единственный способ найти его, это перевернуть всю бочку, но сделав такой шаг, это письмо может быть последним, которое я прочитаю.
Боль резала ножом из груди, а ноги ослабли. Обессиленная, я рухнула на землю. Жалобный крик вырвался из груди, когда я поняла, что проиграла. От душащей обиды, мои легкие отказывались принимать воздух. Мир вокруг меня поплыл.