Гоша и Рина не скрывают своих улыбок, они знают, что сейчас будут зрелищное представление. Одному Богу известно, сколько злости помещается в их сердцах.
Пробегаюсь глазами по помещению – ищу Алю. Ее нет.
Но вижу всех остальных. Мне хорошо видно.
Я смотрю на Волкову – она качает головой. Она считает меня тупицей.
Вижу Котовых – среди толпы их лица кажутся бездушными, бесчувственными. Безэмоциональными.
Темная глава, то бишь Сико, охотно потирает руки, в предвкушении своих действий.
А я... А что я? Как молодой солдат, попавший в плен безжалостным террористам, сижу привязанная веревкой к стулу, и не верю, что это все происходи наяву. Происходит со мной. Мои губы дрожат, а сердце выбивает чечетку. Они выдернули меня из комнаты, как цыпленка, приготовленного на рубку.
Глупо было надеяться, что я отделаюсь карцером. Только не тут. Не в колонии. Их извращенные умы придумали для меня более унизительное наказание. И кто-то скажет, что такого уже не бывает. Те жестокие времена прошли. Ха, как бы ни так. Вы скажите это обезумевшим людям, имеющих в подчинении несколько десятков подростков, и у которых развязаны руки на грязные дела. Им позволено все, потому что это их территория. Именно по этой причине, мои руки прижаты к телу толстой веревкой. Именно поэтому, они устраивают свой людской суд, лишенный логики и справедливости.
- Тишина, - подняв руки, вежливо попросил Сико. – Сегодня, мы собрались на этом уроке психотерапии, чтобы исключить сразу два человеческих порока: воровство и агрессия. А виновник сего торжества, наша, уже всеми полюбившаяся, Сонечка Филатова, - директор повернулся ко мне и наградил хищной улыбкой.
Мои глаза сузились, а глупые марионетки поддержали его речь аплодисментами.
- Сегодня, Соня, повела себя более чем омерзительно! – продолжал Герман, медленно шагая вокруг меня. – Она подтолкнула свою подругу на неверный путь, попросив ее прибегнуть к воровству. Соня решила, что она не хочет питаться наравне со всеми и захотела большего. А это, дорогие мои, называется чревоугодием.
Часть ребят завопила осуждающими стонами.
- Но это неправда! - сказала я, дергаясь на стуле. – Я не ела больше двух дней…
- Молчать, - перебил Сико, подставив свой морщинистый палец к губам. – Помимо этого, она посмела избить вожатую. Без весомой на то причины.
Снова эти злые стоны.
- Это все ложь! – не выдержала я. – Я лишь помогла подруге….
- Молчать! – теперь, его голос прозвучал, как гром в ясном небе. – Благодаря тебе, Аля угодила в карцер на три дня. Это тоже будет для нее уроком. Но знай, это только твоя вина.