Разумеется, Андрей Андреевич не пускался в подобные рассуждения со своими учениками.
Урока едва хватало нарисовать картину труда, подвигов, жизни народа. Андрей Андреевич заботился о том, чтобы картина была ясна и отчетлива и наполнена теми живыми подробностями, которые заставляли ребят сидеть, разинув от удивления рты. А сколько приходится рыться в книгах и рукописях, архивах, газетах, чтобы находить эти подробности! А как было бы скучно, если бы не надо было этого делать!
Андрей Андреевич любил школьное преподавание еще потому, что каждый урок для ребят — единственный, первый. Учитель — открыватель неведомого, и есть в этом ни с чем не сравнимая радость. Андрей Андреевич был страстным учителем, хотя любил тишину, часы уединения, не терпел суеты и пуще всего боялся пышных слов.
«Итак, новый класс», — вспомнил он свой седьмой «боевой».
Физиономия класса не совсем еще была ему ясна, но некоторых ребят он начинал различать.
Юрий Брагин. Лучший ученик. Андрей Андреевич представил серые, чуть насмешливые глаза красивого мальчика, высокий лоб, выражение ума и бойкой уверенности во всем его облике. Не бывало случая, чтобы Брагин не понял или чего-нибудь не знал на уроке.
«Здоровенные у тебя, друг, способности!» — с удовольствием подумал Андрей Андреевич.
Женя Горюнов. Этот — мечтатель. Лет до тридцати промечтает, а там, глядишь, откроет что-нибудь, да такое, что целый свет ахнет.
Толя Русанов, который даже отвечать к учительскому столу выходит с приплясом. Загадочно молчаливый Коля Зорин. Володя Новиков, безумно стеснительный, неловкий, самолюбивый — застенчивость и самолюбие почти всегда рядом. Кажется, впечатлителен — хорошо! Значит — не равнодушен.
…Андрей Андреевич сидел за столом. Фикус навесил над ним, как шатер, прихотливо изогнутые ветви, на которых никогда не колышутся тяжелые листья.
Темнело. За окном начался снегопад. Беззвучно, медленно, сплошным потоком струились белые крупные хлопья. Казалось, опускается и никак не опустится занавес.
«Чего я не хочу, с чем не смирюсь, это — доживать в бездействии век, — неожиданно подумал Андрей Андреевич. — Вот еще за что я люблю школу. Перпетуум-мобиле».
Великан поднял голову, прислушался и пошел к двери. Вернулась с работы Варвара Степановна.
— Здравствуй, друг сердечный! Рыцарь бледный и печальный! Соскучился, старче? — ласковым баском заговорила она, трепля Великана между ушами. — Чижи, как вы, живы? А что на улице делается! Всю залепило снегом. К утру без валенок из дому не вылезешь!
Ее приход разом нарушил тишину дома. Проснулись в клетках чижи. Загудел на кухне примус. Великан не пожелал больше лечь на подстилку, любовно следуя по пятам за хозяйкой.