— Стыд беру на себя, — угрюмо буркнул Павел Афанасьевич. — Да что вы пугать меня все взялись! — вдруг воскликнул он, почти с ненавистью глядя на выпученные глаза и мгновенно покрывшееся красными пятнами лицо инженера. — Я чего от вас добиваюсь? Дайте заключение: верны расчеты или неверны? Да или нет? Всё. Ничего мне от вас другого не требуется.
— В самые ближайшие дни вы услышите, да или нет, — раздельно, с холодной сдержанностью ответил инженер и, круто повернувшись, ушел.
К себе в кабинет он вбежал, гневно кусая губы и дергая у шеи туго завязанный галстук. Этот слесарь вообразил, должно быть, что у него, Василия Петровича, нет других дел, как изучать предложение рабочих! Не спите, не ешьте, Василий Петрович, но извольте незамедлительно рассмотреть изобретение Новикова. А вы подумали, товарищ изобретатель, о том, что инженер свой авторитет ставит на карту, давая заключение? А если ошибка в проекте? Кого попрекнут? Над кем посмеются?
Василий Петрович вынул из портфеля чертеж Новикова и, постукивая костяшками пальцев о стол, хмуро разглядывал его.
Как будто все ясно в чертеже, но именно эта ясность и смущала Василия Петровича. Решить сложный замысел конструкции механической скалки таким простым способом казалось ему невероятным. Он был убежден, что в этой простоте и таится ошибка, но в чем она, разгадать не умел.
Может быть, инженер и сам не догадывался, отчего так упорно ищет ошибку в проекте. В глубине души Василий Петрович не верил в возможность механизации сборки шины. Нет, товарищ Новиков, не так-то это легко! Давно изобрели бы без нас, если б было легко.
«Однако как же мне поступить? Э! Погожу, что скажут другие. Кому охота голову первому ломать?»
Решив так, Василий Петрович спрятал чертеж в ящик стола и запер на ключ. Пусть полежит, а там будет видно.
Павел Афанасьевич между тем в это время пешком возвращался домой. Он устал. Морозный воздух не бодрил, как утром. Не радовал хрусткий снег. На душе было смутно и тягостно.
Как всегда, когда что-нибудь его обижало, Павел Афанасьевич прежде всего начинал проверять себя. Верно ли сам он держался? Нет, и сегодня опять сплоховал. Зачем медведем полез на Романычева? С Василием Петровичем раскричался…
Сейчас, оставшись один, он старался все обсудить без горячки.
«Было когда-то, что завод ждал твоего механизма, а ты его провалил? — мысленно спрашивал себя Павел Афанасьевич. — Потом провалили другие. Если изобретение два раза проваливается, в третий раз его встречают без веры».
Ничего несправедливого не было в таком положении вещей. Все понятно, естественно. Но, едва Павел Афанасьевич начинал думать о начальнике бриза и Василии Петровиче, его душил гнев: «Трусы, трусы! Ну трусы!..»