Началось второе отделение вечера.
— Ольга Марфина исполнит Чайковского! — объявил Юрий.
Ребята шумели. Ольга села за рояль и, не дожидаясь тишины, стала играть. Нет, концерт пропал для Володи. Он не успел передохнуть — его снова трепала лихорадка. Он озирался на каждый шорох и скрип. Нравится ли ребятам музыка? Володя весь холодел: ребятам не нравится.
Ольга кончила и знакомым Володе жестом опустила на колени руки. Ни одного хлопка.
— «Песня жаворонка»! — объявил Юрий и прочитал по бумажке:
Поле зыблется цветами…
В небе льются света волны…
Вешних жаворонков пенья
Голубые бездны полны…
И вдруг Володя догадался, что ребятам музыка нравится, — зал согласно умолк, едва Ольга тронула клавиши. Мелодия, полная чудесной и трогательной нежности, странной властью укротила толпу шумливых мальчишек.
Володя опомнился, когда Женька вскочил со стула и затопал ногами, что есть мочи крича:
— Бис! Марфина, бис!
Ольга не встала и, опустив голову, не улыбаясь, пережидала шум.
— «На тройке»! — объявил Юрий.
Он тоже притих. В его беспечных глазах застыло смущенное удивление.
И опять в зал полился свежий ливень светлых, радостных звуков.
Ребята не отпускали Ольгу со сцены. Она три раза сыграла «На тройке», а они всё хлопали, хлопали…
Ольга, раскрасневшись, сидела возле рояля, стесняясь кланяться и не решаясь уйти.
— Не могу больше. Устала! — сказала она Юрию, почти умоляюще глядя на него.
— Ребята, она больше не может! — стараясь перекричать школьников, объявил Юрий.
— Бис! — заревел в ответ зал.
И Юрий тоже неистово захлопал в ладоши.
Но занавес снова задвинулся.
Женя Горюнов смотрел на закрытый занавес, словно чего-то еще дожидаясь.
— И я не отказался бы стать музыкантом, — сказал он, тихо вздохнув.
— Так давай! Женька, давай! — твердил Володя. — У меня так же в точности было. Пришел на концерт. Слушаю… Ну, и решил. Женька, хочешь? Советую!
Ребята расходились. Зал опустел, только в первом ряду, вокруг Анастасии Вадимовны, столпился народ: Андрей Андреевич, Наталья Дмитриевна, Ирина Федоровна, директор… Они все оживленно что-то ей говорили — должно быть, делились впечатлениями и хвалили Ольгу.
— Володя! — закричал Шурик. — Вон Володя, смотрите.
— Иди сюда, Новиков, — позвал директор.
Он снял очки, протер платком, надел и поверх них поглядел на Володю.
— Что вы скажете о нашем докладчике, Наталья Дмитриевна? — спросил директор учительницу музыки и потрогал усы. Это значило: директор доволен.
Наталья Дмитриевна, в длинном черном платье с брошкой у шеи, с изогнутым гребнем в седых волосах, показалась Володе еще выше и недоступнее, чем в первую встречу.