— А миссис Бартслер? — спросил Мейсон.
— Просто гадина! — смачно отрезала Дайана.
Мейсона разобрал смех.
— Да, я понимаю, что сгущаю краски, — продолжала она, — но стоит мне вспомнить, как они надо мной издевались…
— Давайте установим остальных «они». Кто еще проживает в доме?
— Фрэнк Гленмор, Карл Фретч, мистер и миссис Бартслер, потом экономка — старая семейная прислуга, проработавшая у них многие годы. Заездили ее до смерти. Она ведь глухая…
— Кто такой Гленмор?
— Что-то вроде управляющего на рудниках. С тех пор как у мистера Бартслера ухудшилось зрение, Гленмор как бы у него в помощниках. По-моему, они на равных паях. Он вам обязательно понравится: очень объективный и всегда готов выслушать мнение собеседника. Мне он по душе.
— Сколько ему лет?
— Тридцать восемь.
— Вы постоянно проживали у них дома или приходили в определенные дни?
— Пришлось поселиться у них, так как мистер Бартслер хотел, чтобы я читала ему перед сном. Но, конечно же, у меня есть своя квартирка в городе. Мы снимаем ее на пару с подругой. Я решила не отказываться от квартиры, — во всяком случае до тех пор, пока не выяснится, будет ли эта работу постоянной.
— Где находится ваша квартира?
— В меблированном доме на Пальм-Виста.
— Хорошо, а теперь послушаем о Карле Фретче и вашем глазе.
— Ну, Карл преследовал меня каждый мой свободный вечер, звал то в кино, то еще куда-нибудь, но я всякий раз отшивала его: ссылалась то на головную боль, то на маникюр, то на письма, которые я будто бы должна написать; в общем, всегда была с ним любезна, но держала на расстоянии.
— Что же случилось вчера вечером, отчего так круто изменилось ваше отношение к нему?
— Ну, я стала замечать, что его мать стала страшно злиться на меня. Ей казалось, что я слегка задираю нсс. Ну, мне з обшем-то тоже несладко одной, и я не зижу ничего дурного з том, чтобы поужинать здвоем или з кино сходить; зот и дала ему свое согласие.
— Что же случилось?
— Ооило этому мальчишке выйти из нома, — продолжала она свой рассказ, — как он изменился до неузнаваемости. Сперва я страшно удивилась. Он явно играл роль, старался создать выдуманный им самим же образ — эдакого светского льва. Мы поехали в ресторан, где Карл стал гонять официантов, заказывать коллекционные вина и какие-то компоненты для своего «особенного» гарнира, причем все делал с таким вальяжным видом, словно…
— Сколько ему лет, вы сказали? — спросил Мейсон.
— Двадцать второй пошел.
— Он служил в армии?
— Его комиссовали, одному Богу известно по какой причине. Я так поняла, что об этом не полагалось расспрашивать. Наверно, какой-нибудь сердобольный врач рассмотрел его в лупу, разглядел сдвиг по фазе и решил сделать доброе дело.