Не раз Бережной рассматривал мою фотографию и чертыхался вслух, что я действую слишком неразумно и помогаю людям слишком часто. Он даже переживал за то, что не может меня предупредить быть поосторожнее. В этом случае он нарушал договор со стражами, что было чревато для него неприятностями. Только сейчас, рассматривая его жизнь, я вспомнил, что когда сбегал от Бережного и вырубил его, со стола упала книжка. Среди разлетевшихся листов был мой фотоснимок, который я в тот момент не заметил.
Нечего говорить, что он сразу засек слежку, которую я устроил, прибегнув к помощи детектива. Она даже его потешала. Несколько раз он откровенно глумился над следящими за ним людьми и бессовестным образом их перекодировал. Те становились то буйными, то покладистыми, то вообще безобразно озабоченными, пристающими к прохожим женщинам с гнусными предложениями.
Но то, что я увидел в конце, было немыслимо. Такого о Бережном я даже не мог себе представить, не то, что предположить. Сразу после исцеления мною детей в интернате он прибыл туда ранним утром и, пообщавшись с директором, кучей работниц и откорректированными мною детьми, стер из их памяти все сведения о моем посещении и фотосессии. Собственно, по этой причине охотники не смогли меня разыскать и метались по всему городу как угорелые.
Он полагал, что я так и не решусь к нему заглянуть. В том числе по этой причине Бережной придумал для себя летний отпуск в другой стране. Чем-то я ему приглянулся, и он, как мог, оттягивал нашу встречу, чтобы опять же не нарушить условия договора со стражами. Когда же он узнал, что я еду к нему, то махнул на меня рукой, решив для себя, что чему быть, того не миновать, и на этом похоронил свое расположение ко мне.
Мне даже захотелось после этого ему помочь, но я прекрасно понимал, что не смогу. Причем сейчас абсолютно ничем, как бы ни хотел и не пытался.
Пока я смотрел картинки, время пролетело незаметно. Мы въехали в полузаброшенную или точнее еле живую деревню Лесные Выселки. По широкой и единственной улице, как и прежде, та же старушка выгуливала коз.
— Притормози около вон той бабушки, — велел я таксисту, издали заметив ее.
— Твоя, что ли, бабка?
— Нет.
— Так ты сам-то отсюда?
— Да, отсюда, — коротко ответил я, ибо после его развода меня на бабки даже разговаривать с ним не хотелось.
— Я так и понял, что ты сельский. Вот сколько ни бываете в городе, сколько ни живете в нем, но, как говорится, деревню не сотрешь. Как были деревней, так и остаетесь, — как бы невзначай выронил он.
— Это еще почему? — скорее на автомате спросил я, до конца не пережевав, что он только что выдал.