Так тяжелая, беспросветная трагедия „Бесов“ освещается в конце благостными лучами - словами Нового Завета, которые читает русскому атеисту женщина- книгоноша.
Христос исцеляет больную душу обанкротившегося русского интеллигента, одержимую темною силою, как некогда Он исцелил гадаринского бесноватого.
Соня жалеет Раскольникова и стремится пролить свет Евангелия в его мрачную душу.
И вот приходит час, когда повествование о воскрешении Лазаря озаряет радостью бедную каморку, где „убийца и блудница странным образом сошлись над чтением Вечной Книги“. Новая жизнь, уже загоревшаяся в душе Сони, своим отраженным светом согревает и Раскольникова.
И там и здесь чуткая женская душа выражает свое сострадание в том, что приносит упавшим духом спасающую весть о Христе.
Только с благой вестью претворения скорби в радость, злобы в любовь, зовущей на небесный пир Каны Галилейской, с вестью о воскресении Алеша Карамазов решается идти из монастыря в этот мир печали и слез.
Книга Слова Божия раздвигала стены шлиссельбургских казематов, где томились декабристы. Один из них, Батенков (в своих воспоминаниях), свидетельствует, что 20-летнее одиночное заключение не свело его с ума благодаря чтению Библии.
Россия проходит через великую школу страдания на своем историческом пути.
Еще Гоголь старался разгадать тайну русской души, выраженной в народной песне, „несущейся от моря и до моря“. „Что в ней, в этой песне? Какая тоска рыдает и хватает за сердце?“
Годы тяжких испытаний выявили смысл этой тоски.
Вся Россия лишь страданье,
Ветра стон в ветвях берез;
Но из крови и рыданья
Вырастает ожиданье
Царства Твоего, Христос! (С. Соловьев).
Достоевский предчувствовал, что „наш великий больной исцелится и сядет у ног Иисусовых, и будут все смотреть с изумлением“.
И он уже исцеляется через слово Евангелия благодатною силою Христа, Который один Своей чистой ризой покроет наши раны, Своим тихим светом озарит нашу тьму и благоуханной благостью утолит нашу боль и томление по высшей, всечеловеческой правде.
Когда я думал о нашей эмиграции, о „России N° 2“ [„Россия № 2“ - так называлась прочитанная в Москве несколько лет тому назад одна публичная лекция, посвященная русской эмиграции], о современном скитальчестве русской ин-теллигенции, мне вспомнилась вдохновенная речь Достоевского о Пушкине (1880). Конечно, эти мысли применимы в равной мере и к интеллигенции, живущей на родине, и к той, которая переживает „великое рассеяние“.
Достоевский говорил о беспочвенности русского образованного класса, оторвавшегося от родного народа и как бы рождающегося от книг.