– Надо, – к его изумлению согласился Люк. – И именно поэтому я вам об этом и сказал. Надо. Ордену нужен Избранный. Ситхам нужен Избранный. Так в чем же дело? Вот, пожалуйста! Целых два Избранных, по одному на каждую сторону.
– Люк… – прошептал Джинн, с болью смотря на парня. – Ты понимаешь, о чем говоришь?
– Да, мастер Джинн. Отлично понимаю. Нас двое. И мы – братья. Родные. Между нами кровная связь. И как бы разные доброхоты не пытались нас разъединить, ее не разорвать. А я не джедай… Не собираюсь обрывать связи только потому, что это грозит привязанностью. Глупо это… Но и поступать как ситхи, которые обрубают лишнее, я тоже не хочу. А вдвоем мы сможем направить энергию и Ордена, и канцлера в нужное русло.
– Это невозможно, – хмыкнул Джинн.
– Невозможно? – иронично поднял бровь Люк. – Рано или поздно, но Энакин станет магистром. У него будет своя партия. За ним пойдут… Он силен и успешен и не подвержен влиянию догм. Даже если нам не удастся спасти старый Орден, всегда можно создать новый. Реорганизовать.
– А ситх?
– А что – ситх? – пожал плечами Скайуокер. – Я знаю, что он предложит мне стать его учеником. Он не дурак, а бесхозные Избранные – явление редкое.
– И ты…
– Соглашусь.
– Ты уверен, брат? – неожиданно отмер Энакин.
– Да. Я стану его учеником. Не из-за его интриг. Не под давлением внешних обстоятельств. Не из-за чувств и эмоций… Я стану его учеником осознанно. Увы, в Ордене для меня места нет.
– Темная сторона…
– Я ее больше не боюсь, – покачал головой Люк. – Теперь не боюсь. А когда нет страха… Можно идти вперед. Тем более рядом будет Энакин. Он, в отличие от остальных, настоящий джедай. Мы будем держаться друг друга…
– Конечно, брат, – кивнул Энакин. – Я буду рядом. Готовый подать тебе руку.
Скайуокеры зеркально улыбнулись друг другу, вспоминая разговор в каюте.
– Поэтому, мастер Джинн, прежде чем что-то делать, надо думать над последствиями. Этот тяжелый жизненный урок мне преподали слишком хорошо.
– Я понимаю, Люк, – Джинн сложил руки на груди, словно закутываясь в мантию. Вся его мощная фигура словно сгорбилась, уменьшилась. – Тяжело признавать, что то, во что ты верил когда-то как в непреложную истину – устаревшие догмы, тянущие назад. Тяжело видеть, что твои усилия ни к чему не привели. Тяжело понимать, что путь, который простирается перед тобой – единственный выход из болота. Очень тяжело.
– Я понимаю, учитель Джинн, – опустил глаза Люк. – Действительно понимаю. Мне пришлось ломать себя об колено, чтобы начать не просто думать, а хотя бы понять, над чем именно надо думать. Ведь меня учили повиноваться, а не размышлять. Даже не верить. Вера может творить чудеса. И я понимаю, что Орден нужен. Но не в таком виде, в каком он существует сейчас. Посмотрите, что творится… Джедаи орут о том, что являются хранителями мира, а сами посылают детей на войну. Детей, мастер Джинн! Юнлинги становятся падаванами, и этих тринадцатилетних-пятнадцатилетних малолеток кидают в гущу боя, под выстрелы, в кровь и грязь. И магистры еще смеют что-то говорить о Тьме и о том, что «Нет эмоций, есть покой»? Какой покой, когда в тебя стреляют и одна мысль – выжить? Чем думали магистры, посылая эту ныне покойную малявку сюда? И вы еще говорите о том, что ситхи чего-то там вредить хотят… – Люк горько поджал губы. – Джедаи и без ситхов справляются. Посылают в бой детей и их мастеров, а потом убивают, когда у них крыша едет и бедолаги закономерно падают в Тьму. Ведь они боятся… С детства боятся, а когда боишься – ты уже проиграл.