— Своеобразная.
— Ну ясно, стресс у тебя. И простуда. Вон горячий какой. — Прикоснулась ко лбу ладонью, подержала немножко и убрала. — Точно температуришь. Таблетки пьешь?
Пустой разговор затягивался. Зоя говорила и говорила, а я все никак не мог разобраться, рад ли я такой заминке или оттягивание главной причины, почему мы вообще пришли сюда, делает грядущий поцелуй все нелепее и страшнее.
Зоя продолжала рассуждать о важности вакцинации против гриппа и таблетках от сухого кашля, когда я наконец принял решение уйти. Позорно сбежать от нее, забиться в угол комнаты, принимая мысль, что умру девственником. Ну, подумаешь, беда какая. И не надо. Не очень-то и хотелось.
Я продолжал рефлексировать, когда мое тело вдруг подалось вперед, а руки обхватили враз замолчавшую Зою чуть ниже плеч, дальше она все сделала сама — наклонилась в бок, чтобы носы не встретились, и нашла сухими, обветренными губами мои дрожащие от страха губы. А я все это время висел в безвоздушном вакууме, натягивал нитку, которой был еще прикреплен к бесполезному туловищу, и пытался сорваться с привязи, чтобы улететь из этого дурацкого парка в неизвестном направлении.
Секунда поцелуя показалась мне вечностью, куда более страшной, чем та, что я приготовился провести во сне, сидя на высоком сундуке и не ведая, закончится ли когда-нибудь мой воспаленный бред, или я навечно останусь в нем — прислуживать невидимым господам и спасать их от нападок моли. Но самое жуткое должно было случиться после, когда Зоя наконец отпустит мою затекшую шею, а я разожму пальцы, до синяков стискивающие ее плечи.
Что сказать ей? Что вообще говорят в таком случае? Или просто встать и убежать? Да, просто встать и убежать.
Рингтон, зазвучавший в тишине парка, заставил нас неловко оторваться друг от друга. Зоя охнула, схватила сумку и долго копалась в ней, ища телефон, потом достала его, посмотрела на экран и недовольно сморщилась. А я продолжал сидеть рядом, не зная, куда деть руки.
— Это с другой работы, просят смену подменить… Блин, — пробормотала Зоя, прочитав сообщение.
— Блин, — послушно повторил я, чувствуя одно лишь бесконечное ликование. — Ну ты иди, если нужно.
— Да… Ну… Я побегу тогда… — Она вскочила. — До завтра, да?
Я даже ответить ей не успел, а она уже унеслась прочь. И только проводив ее взглядом до самых ворот парка — длинные жеребячьи ноги, обтянутые джинсой, накинутый на плечи плащик, растрепанная сумка через плечо, — я почувствовал, как горячо отдалась в теле секунда, в бесконечности которой мы прижимались друг к другу сухими губами.