— Вот здесь сейчас мы, — продолжила Китти. — Вы держите свечу, я сижу на коленях. Кукла лежит на полу. Вы скоро уйдете, а мне следует вернуться в угол. — Она доверительно понизила голос. — Я убежала в сад, не спросив разрешения у матушки, и была справедливо наказана ею. Но вы же не расскажете никому, что я снова веду себя как глупая нищенка? — Бросила на меня пытливый взгляд и расплылась в улыбке. — Да, вы сами знаете, как упоительно поступать наперекор… Вы меня не выдадите, точно-точно.
Ее бормотание сводило с ума. Ладно, хорошо, с ума я сошел куда раньше, но тонкий голосок, неразборчиво шепчущий в темноте, отдавался во всем теле ноющей болью, будто гнилой зуб. Не слушать же его не получалось — шепот лился сразу со всех сторон, как если бы сам дом доверительно делился со мной секретами.
— Тут висит папенька. — Китти коротко вздохнула. — Он в последнее время всегда не в духе, смотрит так зло, что душа убегает в пятки… Я решила, ему одиноко висеть в темноте, мне пришлось украсть у старой Нэнни свечу для него… — Еще один быстрый взгляд через плечо. — Но вижу, вам она будет нужнее.
Капля воска стекла по моему запястью.
— Я могу вернуть ее…
— Нет, оставьте. Папенька привык к темноте. Иногда мне кажется, что он ее и породил. И тьма приходится мне старшей сестрой. — Китти пожала плечиками. — А вот и старая Нэнни. Она мертва так давно, что высохла вся, до самой тени. Если пойдете поклониться ей, то передайте… Ах, да ничего не передавайте. Я сама к ней скоро приду.
Девочка больше не казалась мне маленьким ребенком. Она роняла слова — скупые, тревожные, как умеют лишь те, кто прожил свой век, полный горестей. Оттого смотреть, как тянутся пухленькие ручки Китти к очередной комнате, слышать, как раздается ее детский голосок, было невыносимо.
— Вам хочется уйти, верно? — Не оборачивая грустно спросила она. — Но подождите еще немного, я не задержу вас. Осталось две комнаты. Верите? Давайте считать вместе! — Ее смех пробрался мне под кожу ледяными иголками. — Первая — спальня матушки, как я люблю заходить туда! На столике у большого зеркала лежат ее гребни и ленты, бусики спрятаны в старую шкатулку, хрустальные флаконы пахнут маминой кожей… Или это мамина кожа пахнет ими. Матушка сейчас лежит в ванне — вода холодна и черна. И матушка ей под стать. Не ходите туда, не будите спящего гнева.
Мерзлые иголки прошли через кожу и увязли в мякоти, я почти не дышал, но не чувствовал жажды воздуха. Тьма обнимала меня, и я почти уже отдался ее власти.
— А вторая комната пуста. Она ожидает гостя. Кто-то высокий и холодный придет сюда, разложит черные одежды, встанет на колени и долго будет молиться тому, кого здесь нет. — Китти наклонилась к домику. — Как жаль, что гость меня не застанет. Я любила гостей.