— Что, не нравится? — Елена Викторовна чуть ослабила хватку и вдруг нежно скользнула по шее, сзади, там, где заканчиваются волосы, а позвонки топорщатся под кожей. — Опыт, мой мальчик, бывает слаще юности…
Мне нужно было бежать прямо сейчас, пока ее пальцы не впились в горло, перекрывая трахею, но от слабых прикосновений я обмяк, по спине побежали опасные мурашки.
— Видишь, я не забыла, как это бывает на самом деле… Тихо-тихо, сладко-сладко… — И сделала шаг.
Груди покачнулись, впалый живот облепил ребра. Елена Викторовна оказалась совсем близко, тошнотворно близко, настолько, что я должен был завыть от страха. Но ее пальцы перебирали завитки волос, порождая во мне необъяснимую волну. Я и сам не понял, как оказался к ней спиной. Кажется, она просто перевернула меня, обхватив за плечи. Это движение утонуло в томительной темноте, полной знакомых уже багровых всполохов. Гул забивался в уши, будто я спал. Но все происходило на самом деле.
Это я — Гриша Савельев, идиот, неудачник и девственник, стою рядом с обнаженной теткой, похожей на долбанную мумию, и умираю в томительном ожидании конца.
Тонкие руки обхватили меня со спины, сжали футболку, вот-вот разорвут ткань, кожу и плоть, чтобы вырвать сердце. Длинный локон — прямой и спутанный, похожий на темную осоку, пересохшую на солнце, царапал мне щеку, когда я услышал ее шепот:
— Дать тебе время, чтобы ты успел убежать. Ты же хочешь убежать?
Я молчал. Я на самом деле не знал правильного ответа. Пальцы заскользили по груди, прошлись по ребрам, в спину мне уперлось десять острых иголок ее ногтей.
— Беги, — шепнула она и оттолкнула от себя.
Я сделал шаг, но остановился.
— Беги! — Она снова оказалась позади меня.
Еще один толчок. Шаг. Шорох бархата.
— Беги… — Иссушенное тело прижалось ко мне, но я не почувствовал в нем ни дыхания, ни стука сердца. — Иначе я тебя поймаю.
И я побежал. По темному коридору, мимо заставленных фарфоровыми фигурками шкафов, мимо портфеля, полного сдобных рыбок и соли, перепрыгивая через раскиданные по полу вещи, напрочь забыв про оставленные свои. Она шла за мной, подгоняя, но не желая догнать. Я слышал, как шуршит бархат, не оборачивался, но видел, как покачиваются при движении ее груди, чиркают о нижние ребра сосками. Я потянул на себя входную дверь, и та распахнулась. Сбегая по лестнице, я успел бросить последний взгляд. Елена Викторовна стояла на пороге, ее совиные глаза смотрели слепо и равнодушно. Тонкие пальцы ловко завязывали бархатный пояс халата.
12
Ноги сами несли меня к метро. Я не чувствовал их, я вообще ничего не чувствовал. Если бы кто-нибудь спросил меня в этот момент, на сколько процентов я уверен, что эта улица, эти сумерки, этот тротуар и машины, бегущие мимо, реальны, я не нашелся бы, что ответить.