Привязав Ветра и освободив его от поклажи, я направился в общий зал, уповая на то, что там пусто: все адепты, верно, на занятиях, если не отменили своих учений мастера Грей и Деметра. Когда я поднялся по лестнице, гружёный сумками и лихорадочно-радостными мыслями – ещё поборемся с минутными слабостями, видит Дух, поживём! – навстречу из сумрачного коридора показались знакомые лица: трое из пяти магов второго круга, которых я из гордости отделал вчера без особой на то причины. Накинул бы на себя колдовской щит да переждал бы всплеск юношеского задора – ушли бы, поленились моего ответа ждать. Но нет – набросился на мелких, как зверь; покалечил… Хотя, безусловно, впятером они бы мою защиту быстро прожгли – проиграл бы, как пить дать, на потеху молодняку. Тяжесть выбора: спустить раз, или наказать ради их же блага?..
– Эй, варвар, – несмело заговорил один из них, и я слегка напрягся: а ну как достойный отпор мне теперь приготовили? – Ты это… прости нас, что ли.
Я удивился.
– Ты хорошо дерёшься, – продолжил мысль смельчак. – Раскидал нас, как… сосунков. Мы вот… и подумали. Магическая энергия в бою заканчивается довольно быстро, особенно поначалу, и чего? Любой дикарь… то есть… в общем… сражаться тоже надо уметь. Скажи, Сибранд, ты ведь долго воевал? Нас научишь?
Старый оглум искоса глянул в мою сторону, когда, гружённый тяжёлыми фолиантами, я добрался до своего стола и аккуратно сложил на него книги корешок к корешку. Я был осторожен: для меня письменность до сих пор оставалась чем-то священным, в то время как остальные адепты запросто читали, одновременно поглощая свои обеды, почёсывая в затылке, подпиливая ногти и перелистывая страницы. Собственным моральным обликом при этом никто не тяготился.
Впрочем, и моя кузня давала сбой: за месяц напряжённой учёбы в гильдии я спал с книгой в обнимку, по два-три часа в сутки, в остальное время поглощая страницу за страницей бруттские и сикирийские талмуды и с трудом разбирая смысл витиеватых альдских рун. С последними приходилось особенно туго: все самые сложные магические формулы были расписаны на альдском, и я испытывал острую нехватку простейших языковых навыков. Бруно вызвался помочь, и хотя теорию он рассказывал складно, я от его пояснений засыпал спустя несколько минут. Мартин, отношения с которым перешли с отстранённого нейтралитета на спокойную доброжелательность, оказался никаким учителем, а потому посодействовать в учебном процессе тоже не мог. Оставалась Зорана, но сикирийка и так частенько объясняла мне сложные формулы магии стихий – её любимой области тёмных искусств – а потому тратить на меня больше времени вряд ли стала бы, да я и не просил: и без того был ей должен.