– Умница, – прижимая к себе внука, похвалил мельник. – И правда, что в Рантане сидеть? Большой город – большие хлопоты! Отдохнёшь хоть…
– Вот, отец, исповедник Кристофер, – представила женщина подошедшего возницу. – Едет в Кристар строить храм.
Я оторвал наконец взгляд от весёлого младенца с внимательным взглядом умных глаз и посмотрел на духовника с вялым интересом, торопливо выдирая болезненную стрелу из родительского сердца. Нечего и сравнивать своих детей с чужими. Неблагодарный труд…
– Братия решила, что север Стонгарда незаслуженно лишён благодати Великого Духа, – отозвался исповедник, скидывая капюшон походного плаща. – Послали меня, как самого одинокого, – судя по голосу, улыбнулся. – С вашего разрешения переночую под крышей, завтра поутру отправлюсь дальше. Путь неблизкий, поеду через Ло-Хельм – там уж сыщется проводник до побережья…
Свет из окна мельницы упал на бородатое лицо, выхватывая пронзительные светлые глаза, уже прорезавшиеся морщины и волнистые, коротко стриженные волосы. Вероятно, зим на десять старше меня, если не больше.
– Конечно-конечно, – засуетился хозяин, передавая внука дочери. – У меня, правда, гости…
– Поедем мы, отец, – проронил я, вклиниваясь в разговор. – Спасибо тебе за доброту.
– В ночь? – неискренне нахмурился старик, скрывая облегчение. – Опасно, да и товарищ твой еле на ногах держится…
– А он верхом поедет, – усмехнулся я. – Прощай, отец.
Право объясняться с гостями я предоставил самому хозяину: мы же лишь молча раскланялись с приезжими, седлая лошадей. На духовника я глянул ещё раз или два, запоминая лицо: открытое, волевое и вместе с тем утончённое, каким оно бывает у людей большого ума и проницательности. Собой тоже был хорош – и если не принял тайных обетов, то уж наши красавицы расстараются, расставят свои капканы, чтобы заполучить ещё молодого духовника в сети супружества.
Люсьен взялся за седло покрепче, оттолкнулся от земли, тяжело взбираясь на круп. Я подал ему поводья – принял, хотя и пошатнулся – и запрыгнул на Ветра, помахав на прощание мельнику и его гостям.
– Проклятый снег, – слабо пробормотал брутт, как только мы выехали на дорогу.
Ту, конечно же, замело накануне; кони шли шагом, мы их не торопили. Ночная тишина ничуть не привлекала молодого колдуна – он кутался в плащ, дрожа от холода, кашлял от мороза, и ругался сквозь зубы. Пару раз Люсьен встряхивал кистью, вызывая призрачные языки пламени, но те долго не держались: огонь хотел пищи и быстро гас. Брутт это, конечно, понимал, так что магические фокусы творил только ради того, чтобы хоть куда-то выплеснуть негодование.