Эх, верно сказал про меня зеленокожий Оук! Тугодум, да и только.
– Дочь ожидаю, – подал вдруг голос мельник. – Это, видимо, они. Придётся вас стеснить немножко… Я сейчас, – засуетился хозяин, покидая комнату.
Хлопнула дверь. Я вслушался: далеко за окном, эхом раздаваясь в низине, доносился топот копыт, почти на границе слуха. Различить его мог лишь человек, который очень, очень ждёт.
Мы с Люсьеном переглянулись.
– Поехали, староста, – попросил колдун, отставляя кружку. – Люди, шум… не могу я сейчас, – почти умоляюще закончил гордый брутт.
Я кивнул.
К тому моменту, как к мельнице, грохоча колёсами, подъехала крытая повозка, мы с Люсьеном уже собрались и спустились вниз, так что встречали шумных гостей втроём. Пробирающий ночной воздух мгновенно остудил разомлевшего после болезни и теплой лежанки брутта, так что теперь он, ёжась, кутался в свой плащ, затягивая капюшон потуже. Я стоял рядом, так что крупную дрожь, бившую молодого колдуна, кожей чувствовал.
– Отец! – из повозки, улыбаясь так, что даже ночь на дворе посветлела, выскочила крепкая молодая женщина, радостно помахала рукой.
– Добрались, милостью Духа, – пробормотал счастливый мельник, сбегая со ступеней.
Отец и дочь обнялись, пока возница неспешно высвобождал лошадей. Из повозки тем временем донёсся пронзительный детский крик, и я даже напрягся: почудилось, будто Олан.
– Вот, – женщина метнулась обратно, откинула полог, выхватывая из недр крытой телеги укутанного в мех младенца. – Ну-ка, поприветствуй деда, Торрин! Скажи…
– Де-да, – чётко проговорил ребёнок, уставившись на умилённое лицо старика. Выпростал ручки из-под тёплой накидки, протянул навстречу мельнику. – Возь-ми!
Тот подхватил внука, заключая в железные объятия, и с просветлённым лицом повернулся к нам.
– Вот, – с гордостью продемонстрировал он. – Наследник мой… Скоро год уж будет!
Мне стоило больших усилий оскалиться в ответной улыбке. По-другому жуткую гримасу боли и отчаяния, замаскированную под доброжелательность, и назвать было нельзя. Год! Мой Олан в год даже сидеть не научился… и сейчас, когда его возраст приближается к двум, мой младший сын не мог и близко сравниться с этим младенцем, весело щебечущим что-то своему деду! Великий Дух, как слаб человек! Пока не видит чужого счастья, готов мириться с собственным горем, – но как только сравнит себя с прочими, да поймёт, что его ноша тяжелее прочих, рыдает душой от несбывшихся надежд, злости и жалости…
– …Грег снова в поход отправился, – жаловалась тем временем дочь мельника, поглядывая в нашу сторону, – тревожно на душе, отец! Дёрнул же Тёмный выйти замуж за легионера! Вот и решила к тебе. Как раз повезло – храм послал духовника на север, я и договорилась, чтобы с ним вместе ехать. Только весточку тебе подала, тут же вещи собрала и мигом сюда!