Отец Каванаг высвободил левую руку и кулаком ударил Солдата в лицо. Майк увидел, как на щеке и брови у того появились вмятины от удара, будто кулак рассерженного скульптора оставил след в мягкой глине. Но всего лишь через секунду эти вмятины затянулись, и лицо Солдата вновь приняло прежнюю форму, глаза вернулись на место и уставились на священника.
Пасть этого чудовища вытягивалась прямо на глазах у Майка, становилась похожей на вылепленную из плоти воронку. Отец Каванаг закричал. Непристойный хобот был теперь пяти футов в длину, вот уже восьми, и вот он прижимается к горлу отца Каванага.
Майк бросился вперед, крепко уперся ногами в землю, так будто он был на ринге, и сильно размахнувшись, ударил Солдата по черепу своей палкой. Гулкий звук удара разнесся по кладбищу.
На мгновение Майку показалось, что он буквально снес Солдату голову. Череп и челюсть у него выгнулись под невозможным углом, и, повиснув на длинной нити шеи, упали на плечо. Ни у одного существа позвоночник не мог бы выдержать такого наклона.
Белые глаза бешено завертелись, болтаясь как комочки белой глины, и сфокусировались на Майке. Левая рука Солдата быстрее змеи рванулась вперед, схватила сук и вырвала его из руки Майка. Толстая ветка, не меньше трех дюймов в толщину, хрустнула как спичка.
Голова Солдата выровнялась, к ней вернулась прежняя форма, пасть стала расти быстрее, все больше приближаясь к телу священника.
– Боже мой! – выкрикнул отец Каванаг. Крик завершился странно захлебывающимся звуком. Солдата вырвало прямо на священника. Майк отшатнулся, его глаза в ужасе расширились, и он увидел, что поток, извергшийся из вытянувшейся пасти, представлял собой коричневую массу кишащихся и копошащихся червей.
Они сыпались на лицо отца Каванага, на его грудь, шею. Они ползли по закрытым векам священника, забирались под расстегнутый воротник его рубашки. Некоторые из них упали прямо в его распахнутый рот.
Отец Каванаг захлебывался и извивался, пытаясь выплюнуть на траву живую массу, пытался увернуться. Но Солдат склонялся все ниже, лицо его все продолжало удлиняться, теперь он сжимал горло священника ставшими нечеловечески длинными пальцами. Сцена напоминала карикатуру на любовника, пытающегося сорвать долгожданный поцелуй. Черви продолжали извергаться из его раздутых щек и воронки рта.
Майк шагнул вперед и замер, сердце его остановилось от ужаса, когда он увидел, что черви, извивавшиеся на груди отца Каванага стали зарываться прямо в его плоть. Исчезая в отце Каванаге. Другие заползали внутрь щек и напряженной шеи.