К сожалению, я знала, что они не свихнулись.
— Адриан происходит из линии Голиафа? — спросила я. — Вот почему демоны думают, что он спаситель? Потому что, если он найдет оружие, он может использовать его против архонов?
Ребята снова обменялись взглядами, и Томас вздохнул.
— Нет, Айви. Адриан последний из другой линии.
— Какой? — спросила я суровым голосом. Мой свирепый взгляд, посланный им, говорил: «Пусть только попробуют не сказать».
— Убирайтесь, оба.
Голос Адриана разрезал тишину. Как и прежде, он подошел так, что никто и не заметил. Томас и Коста поднялись и оставили нас без лишних слов. Когда я посмотрела на Адриана, то часть меня захотела пойти за ними, но остальная часть хотела услышать правду так сильно, что меня не волновали последствия.
— Последним членом какой линии ты являешься? — спросила я, отказываясь отступать. — Скажи мне, или я оставлю оружие ненайденным. А учитывая все услышанное, это наверняка будет лучшим решением.
Он улыбнулся, соблазнительный изгиб его губ не убирал смертельной твердости в его сверкающем взгляде. Его челюсть была затененной от того, что он не брился, этот оттенок темноты выделил его высокие скулы, придавая остроту и так незабываемым чертам. Даже в его окровавленной порванной одежде, каким я никогда его не видела, он выглядел потрясающе, и я боялась его.
— Разве ты еще не догадалась? — спросил он. Его голос ласкал слова, как лезвия, падающий на них шелк. — Кто в истории совершил настолько ужасный поступок, что его имя на века стало синонимом предательства?
— Я не знаю, — сказала я, отступая, когда он подходил ко мне медленно, подкрадываясь.
— Нет, знаешь.
Грубый, гортанный шепот, а затем он оказался передо мной, руки заблокировали меня, как в клетку, а стена сзади сделала отступление невозможным. Несмотря на страх, я задрожала, когда он наклонился, и его губы оказались в нескольких дюймах от моих, а руки опустились на мои плечи. В последний раз, когда мы были так близко, он меня поцеловал, и, помоги мне Боже, я все еще этого хочу. Мои чувства к нему противоречат всякой логике, здравомыслию и безопасности, и, судя по интенсивности его взгляда и тому, как он провел рукой по моим волосам, возможно, он чувствовал то же самое.
Затем его губы опустились, но не к моим губам, хотя они были в отчаянном ожидании. Вместо этого он поцеловал меня в щеку, одновременно шепча свою самую темную тайну.
— Я последний потомок Иуды, и, как у моего гнусного праотца, моей судьбой было и всегда будет предательство детей Давида.