— После стольких лет верной службы, — продолжала повторять она, промокая покрасневшие глаза платком Генриха. — Как они могли?… Хотя он тоже хорош, я же всё понимаю, ему надо было слушать меня, когда я говорила ему, чтобы он прекратил это с теми людьми! Что с ним теперь будет? Ведь можно что-то сделать? Ты ведь сможешь ему как-то помочь?
Она даже дыхание задержала, умоляюще глядя на Генриха, но тот только молча опустил глаза.
— Генрих? — Урсула прижала обе руки к груди, пытаясь совладать с собой от своей собственной догадки. — Они ведь его не расстреляют? Генрих, прошу тебя, ну скажи мне, что нет… Он ведь ничего не делал, так, на пару собраний сходил, и только-то…
— Урсула, у тебя есть кто-нибудь за границей? — спросил Генрих как можно мягче вместо ответа. Урсула об этом ещё не знала, но по закону фюрера о «кровной вине» все ближайшие родственники заговорщиков должны были разделить их участь, их жёны и дети в том числе.
— Нет, никого… — едва прошептала она и с трудом сглотнула, только сейчас осознавая всю тяжесть своего положения.
Я опустилась на колени перед ней и взяла Урсулы в свои. Видеть мою самую близкую подругу в таком состоянии было крайне болезненно, и я изо всех сил старалась придумать, что же можно было сделать, чтобы помочь Максу.
— Урсула, а почему бы тебе не взять Грету и не поехать в Цюрих? Остановиться ты можешь у моих родителей, они с радостью вас обеих приютят.
— Я никуда без Макса не поеду, — ответила она с железной решительностью в голосе.
— Обещаю тебе, с ним всё будет в порядке. Мы его вытащим.
Может, я и произнесла тогда самую большую ложь, но главной моей задачей было заставить её бежать, пока не стало слишком поздно. Согласно новой директиве, Урсулу бы послали в один из работных лагерей, а там она бы и недели не протянула, это я знала точно. Только не с её выхоленными руками, никогда не знавшими работы, и не с образом жизни, к которому она была привычна. А Грету, нашего маленького ангелочка с льняными кудряшками и личиком фарфоровой куколки, отдали ли бы на удочерение в одну из бездетных семей, чтобы новые родители воспитывали её в соответствии с идеалами национал-социализма, вдали от «губительного влияния» её родителей, оказавшимися врагами народа. Нет, этого я позволить не могла.
Я поднялась с пола и пошла за своей сумкой.
— Ты далеко? — Генрих нахмурился, проследовав за мной в коридор и заметив, как я взяла ключи от его машины со стола.
— Попробую помочь Максу, — шепнула я в ответ, так чтобы Урсула в гостиной меня не услышала.
— Я вывезу её и Грету из страны. Сама она не поедет.