Я кивнула и чмокнула его на прощание.
— Удачи.
— И тебе тоже.
* * *
Эрнст открыл дверь и тут же ухмыльнулся, увидев меня на своём пороге в такой поздний час.
— Что, так соскучилась, что не могла дождаться утра? — он игриво выгнул бровь, приглашая меня в дом.
— Слишком много о себе думаешь. Я здесь вообще-то по делу.
— Если по делу, то мой рабочие часы с девяти до пяти. А сейчас ты можешь либо подняться наверх, раздеться и ждать меня в моей очень удобной постели, или возвращайся завтра утром.
— Ты о чём-нибудь другом, кроме этой самой постели, хоть иногда думаешь?
Он поднял глаза к потолку, в притворной задумчивости потирая подбородок.
— Ммм, думаю, что скорее всего — нет. По крайней мере, как я могу думать о чём-то другом, когда ты стоишь передо мной в этом тоненьком платьице, и когда я знаю, что под ним скрывается, а когда я ещё и начинаю представлять, как сниму его с тебя, и…
— Эрнст! Одного из моих друзей только что арестовали!
Он обречённо простонал и закатил глаза.
— Ладно. Пошли в мой кабинет, расскажешь всё.
Эрнст сидел в своём кресле, слушая мой рассказ и время от времени сосредоточенно кивая. Когда я закончила, он объяснил, что ничего не сможет сделать до завтрашнего утра, пока не увидит дело, заведённое на Макса.
— Фюрер хочет всех до одного заговорщиков перевешать после случившегося. Но и его можно понять: я бы тоже взбесился, если бы кто под мой стол бомбу подложил. — Эрнст перевёл взгляд на миниатюрный бронзовый бюст Гитлера, стоящий у него на столе. — Я попробую что-нибудь сделать для твоего друга, но ему придётся исчезнуть на какое-то время, пока всё не уляжется.
Я перестала мерить комнату шагами, приблизилась к его столу и облокотилась на крышку.
— А что, если ему и вовсе из страны уехать? Генрих и так его жену и дочь вывозит сегодня ночью…
Эрнст погрузился в размышления на какое-то время, но затем покачал головой.
— Нет, не думаю, что это хорошая идея. Если, например, я его отправлю в какую-нибудь…ну, не знаю, командировку по делам внешней разведки, то это одно дело. Но если он просто возьмёт и решит бежать вместе с женой, то это сразу же станет его смертным приговором. Я-то наплету что-нибудь, вытащу его, объяснив это тем, что…скажем, инфильтровал он круги заговорщиков, потому как хотел выяснить, что было у них на уме. Ничего никому не докладывал, потому как не знал, кому верить, а кому нет, но вот записи дома хранил. Сам ему скажу, чего написать. Планировал их мне передать, скажем, в августе, когда больше информации поднаберёт, да не успел.
— Ну вы и махинатор, герр обергруппенфюрер!