— Есть. Даже с номером и кодовым именем.
— И какое же у меня кодовое имя?
— Джульетта.
— Только не говори мне, что ты — Ромео, — расхохоталась я.
— Нет. Твой муж — Ромео.
— Ну что ж, наши американские друзья, похоже, отличаются определённым чувством юмора. Но ты мне так и не ответил, что ты здесь делаешь? Ты что, не понимаешь, насколько это опасно? Тебе повезло в первый раз выбраться невредимым, но что случиться, если они тебя схватят уже как шпиона, а не еврея?
— А что, если тебя схватят?
Я подняла руку и помахала в воздухе чётками с крестом, обёрнутыми вокруг моего запястья.
— Не волнуйся за меня, у меня на этот случай есть свой план.
— Я что-то не понимаю, чем тебе помогут молитвы.
Кажется, на этот счёт американцы его не проинструктировали. Наверное, яд как средство избежания допроса был исключительно немецкой традицией.
— У меня в кресте спрятана капсула, которая убьёт меня за считанные секунды, если я провалюсь, глупый.
Он повернулся ко мне, глядя на меня во все глаза.
— Что? Откуда ты её достала?
— Следи за дорогой, пожалуйста. Обидно будет, если мы оба погибнем в банальной аварии, а не от рук гестапо. — Я поймала себя на мысли, что так привыкла к подобной возможности, что могла шутить о ней, как будто это и не было так серьёзно. — Генрих дал её мне.
— Он что, с ума сошёл?! Как он может тебя подвергать такой опасности?!
— Напротив, Адам, он сделал это только чтобы защитить меня. У меня никаких шансов не будет, если им случится меня допрашивать. Казнить меня всё равно казнят, а поэтому, прежде чем они выпытают из меня всю информацию, которая может поставить под угрозу и других агентов, я раскушу капсулу, чтобы защитить себя и других.
— Прошу тебя, не делай этого. Ты пообещала мне, что позаботишься о себе, когда я уезжал. Я уехал, только потому что ты уверила меня, что будешь в безопасности. А теперь посмотри на себя! Разгуливаешь с ядом на запястье.
Я хотела было сказать, что яд был меньшей из моих проблем, но потом передумала. Не нужно ему было знать, чем я ещё занималась. Чем меньше болтаешь, тем лучше — всё, как научил меня Генрих. О чем знают двое, знает весь мир. Доверять никому нельзя, и не из-за страха предательства, а просто потому, что этот кто-то может попасть в не те руки, которые очень хорошо умеют развязывать языки. Генрих был единственным, кто знал абсолютно всё обо мне, и я решила всё так и оставить.
— Мы почти приехали. Нельзя больше говорить. — Я предупредила Адама, частично оттого, что заметила двух офицеров, стоявших у припаркованной машины у входа в отель, и отчасти оттого, что хотела сменить тему. — Мой муж выйдет с тобой на связь, когда нам снова потребуются твои услуги.