— Я тебе так завидую! — Урсула поставила свою чашку обратно на столик и вздохнула. — Поверить не могу, что ты едешь в Польшу. Мой тебе совет, дорогая: никогда не заводи детей. Слишком много забот; я всё на свете пропускаю! Я до сих пор себе простить не могу, что не смогла поехать с вами в Париж!
— Да ты и ходить-то толком не могла с твоим животом, какой тебе был Париж! — Я рассмеялась и переместила малышку Грету на другое колено, чтобы она оставила в покое мой крест. — И нечего тебе расстраиваться: Франция теперь часть рейха, так что ты можешь поехать туда, когда только пожелаешь.
— Ты столько красивых платьев оттуда привезла! Здесь такого не достать. Я так хотела пойти с тобой по магазинам в Париже!
— Ну и зачем мне теперь все эти платья? Я их и надеваю только на приёмы и по редким выходным. А в остальное время — форма, форма, форма. Тошнит уже от серого! Так что не жалуйся. Тебе хоть что-то поярче можно носить.
Урсула улыбнулась и покачала головой.
— Ну а ты зато часто путешествуешь по работе.
— Поверь мне, это не те путешествия, в которые ты бы хотела отправиться.
Урсула удивлённо на меня взглянула.
— О чем ты? В прошлый раз когда мы ездили в Польшу, мы так прекрасно провели время!
— В прошлый раз мы были туристами в большом городе. Я не еду в город, я еду в лагерь, и уж поверь мне, это последнее место, куда мне хотелось бы ехать.
— Зачем тогда согласилась?
Я пожала плечами.
— Я брата почти год не видела. У его писем совсем не хороший тон. Он и так-то не рад был, когда его надзирателем в гетто назначили, а с тех пор как его перевели в Аушвиц… Не знаю. Я очень за него переживаю. Мне повезло, что группенфюреру Гейдриху нужен стенограф для инспекции, и я чуть ли не на коленях его умоляла взять меня на должность, чтобы поехать с ним. Так я хотя бы смогу увидеться с Норбертом, поговорить с ним, расспросить обо всём, посмотреть, как ему там живётся… Может, удастся потом упросить группенфюрера Гейдриха перевести его сюда, в Берлин.
— Думаешь, он согласится?
— Не знаю. Он не тот человек, который обычно делает одолжения своим подчинённым, но я всё же надеюсь на лучшее.
Генрих тоже не был в восторге от моей предстоящей поездки. До самого последнего дня, когда я уже паковала свою сумку, он продолжал спрашивать, не передумала ли я. В конце концов, когда я больше не могла игнорировать его хождение за мной по пятам, я села на кровать, всё ещё держа запасную форменную блузку в руках.
— Генрих, ты же понимаешь, я не могу не ехать. Мне нужно увидеться с Норбертом. Хочу убедиться, что у него всё хорошо.