— Любимая, успокойся. Ты всё ещё под впечатлением от этого дневника и не знаешь, что говоришь.
— Я очень даже знаю, что говорю! — Я уже в открытую кричала на него. — Зачем ты вообще на мне женился? Просто потому, что я выгляжу, как немка?
— Аннализа, прошу тебя, давай потише.
— Нет, я не собираюсь быть тише! Бабушка была так права, когда говорила, что не бывает «хороших нацистов»! Надо было её слушать! И что ты, интересно, собираешься со мной сделать, когда я тебе надоем? Может, с остальными евреями в лагерь отправишь?
Он закрыл мне рот рукой так быстро, что я даже понять не успела, что произошло. Всё, что я знала, так это то, что он прижал меня к стене, и что я едва могла дышать.
— Совсем с ума сошла, такие вещи вслух говорить?! — Он зашипел на меня. — Достаточно одному человеку тебя услышать и всё, конец тебе и всей твоей семье! Наша чертова горничная внизу, а ты кричишь, как умалишённая!
Он наконец убрал руку от моего лица и погладил моё плечо.
— Ну прости, любимая, я тебя напугал? Тебе не больно? Я не хотел, я просто хотел защитить тебя. Ты и понятия не имеешь, как это опасно, такие вещи говорить. Ты же сама себе смертный приговор подпишешь.
Он снова попытался меня обнять, но я выкрутилась из его рук и чуть не бегом бросилась к двери. Он прошёл за мной до верхней ступени и окликнул меня оттуда:
— Аннализа!
— Не надо мне было за тебя выходить!
Я проснулась от звона будильника и потянулась, слушая привычный хруст суставов в ногах. Вот уже третью ночь я спала на диване в библиотеке, но он был настолько маленьким и неудобным, что я едва могла полностью вытянуть ноги. А сегодня был первый день, когда я должна была вернуться в театр из маленького отпуска, что они дали мне по случаю свадьбы. Что ж, похоже, это будет долгий день.
С Генрихом с момента нашей ссоры из-за дневника я почти не разговаривала, за исключением нескольких раз, когда он спросил, когда я собираюсь прекратить «пытки молчанием». Я и на это ничего не отвечала. Мой первый шок поутих, и теперь я в основном думала о будущем. Развестись с ним я не могла даже если попыталась бы, да и на каком основании я бы это сделала? «Простите, герр судья, вы не могли бы подписать моё заявление на развод? Я еврейка, а как оказалось, мой муж-нацист нашего брата не очень-то любит». Смешно же.
Забыть об инциденте и притвориться, что ничего и не произошло? Продолжать жить, как ни в чем не бывало в конфискованном доме, носить шёлк и меха и жить долго и счастливо, закрыв глаза на страдания моего народа? Или бросить всё к черту и уехать отсюда? В другой город. А лучше страну. Может, в Нью-Йорк? У меня как раз есть друг в Нью-Йорке… Я улыбнулась, представив себе изумлённое лицо Адама, если бы я вдруг появилась на его пороге. Он бы так обрадовался…